Сопляк, значит? Значит урод мелкий? Чувствую, как начинаю закипать. Учитель, значит? Мстит за утреннее унижение брата?
Я видел его перед собой, сидящего в двух с половиной метрах над полом. Смотрит на меня и криво лыбится, а свисток во рту. Подачу тебе как мужчина подать? Сейчас подам! Пристально посмотрел на свисток. Громин свистеть не торопился. Так и щерился, глядя на меня. Я свистка ждать не стал. Злость придала сил и, подкинув мяч, с разгона так вдарил по нему…
Чмок!
Физрук схватился за лицо, закашлялся, выплевывая осколки размолотого пластика. Потом слетел с судейского стула и кинулся ко мне.
— Сучёнок! Да я тебя закопаю.
Он схватил меня резко, сильно сжав и закрутив в узел вместе с кожей футболку. От боли в глазах потемнело. Я сразу пожалел, что допустил это. Надо было уйти в сторону…
Сквозь зубы говорю:
— Вы не учитель, разве так с детьми поступают?
— Что ты можешь знать о жизни, щенок? — он без труда оторвал меня от пола и прошипел, брызгая слюной:
— В этой жизни всегда права сила. А ты слабак. Ну и где твое карате? А? Не слышу?
Громин стоял в вполоборота, держа меня на полусогнутой руке почти не напрягаясь. Вынырнув из кипящей в груди боли, сквозь зубы, а больше никак, я сиплю ему в лицо и думаю — куда ударить так, чтобы он меня выпустил:
— Ты, урод, прав в одном — сила правит этим миром. Но на силу всегда найдется другая сила.
— Но не сейчас, — Громин отводит руку для удара.
— Отпусти его!
На руке физрука повисают Савин и Маринка, причем Зеленина хватанула Громина зубами за руку. Тот отпихнул Маринку, и с легкостью швырнул Олега в сторону.
— Всем стоять! — Физрук развернулся по кругу. В тумане боли я видел, как нас окружил весь класс.
Громинское лицо оказалось почти рядом. Я тут же схватил его за нижнюю губу и потянул. Знаю, это очень больно. Громин, выпустил меня и обеими руками схватился за руку, но тут он ничего сделать не сможет, пока его губа зажата моими пальцами.
— Ё… отфусти, уфью, гаденыш.
Я облегченно вздохнул, так как боль в груди сразу ушла, осталось только легкое жжение, будто от ожога. Плевать, пройдёт. Весь класс изумленно замер — тринадцатилетний мальчишка стоял и с лёгкостью управлял здоровенным мужиком. Я наклонился и прошептал Громину на ухо:
— Я тебя сейчас отпущу, но не вздумай опять дурить. Хорошо?
Дождавшись его кивка, продолжил:
— Советую поскорей уволиться. В школе, таким как ты, не место.
Отпустил и пошел в раздевалку.
— Серый, сзади!
Я резко повернулся. Физрук замер с занесённой для удара рукой, но он смотрел мимо меня.
— Что тут происходит?
У входа в спортзал стояли директор и преподаватель энвепе Спартак Семенович Нефедов. Громин опустил руку и открыл, было, рот, как весь класс загомонил, рассказывая — что тут произошло.