Джеймс, залпом опрокинув двойной эспрессо, попробовал поговорить иначе. Чуть менее деликатно. Он пригрозил нанести визит соответствующим властям. Во-первых, они с Софией пять раз самостоятельно чинили протечки, так и не дождавшись помощи от хозяина. Во-вторых, как бы это поделикатнее выразиться, хозяин привирал насчет муниципальных налогов — у него больше жильцов, больше помещений и больше доходов, чем он открыто признает. Умело развивая наступление (если уж начал шантажировать — чего стесняться), Джеймс пообещал заодно разгласить настоящую фамилию домовладельца, чтобы бывшая жена наконец смогла содрать с него алименты. Не очень красивая тактика, но последний пункт оказался чрезвычайно убедительным. Правда, Джеймс слишком поздно сообразил, что теперь ему придется умереть в этой квартире — рассчитывать на хвалебные рекомендации домовладельца при смене жилья отныне не стоит.
София и Джеймс сняли вторую квартиру за две трети цены. Не столь дешево, как хотелось, но, в отличие от хозяина, они остались в выигрыше. София перебралась наверх — на втором этаже она могла любоваться долгими закатами, голым деревянным полом и прекрасным видом на автобусный гараж, а Джеймс разложил свою коллекцию птичьих перьев в чулане, прежде служившем Софии репетиционным залом. Но в пылу скандала из-за очередной вонючей протечки Джеймс таки позвонил муниципальным ищейкам и выдал домовладельца, и бывшая жена рванула в суд. Два месяца спустя клокочущий от ярости, но связанный законом о найме жилья хозяин повысил им квартплату на двести пятьдесят фунтов в месяц.
Пока София и Джеймс жили вместе, их временные работы превратились в постоянные, но ни финансового процветания, ни удовольствия, которое доставляет любимое дело, они не принесли. Повышение квартплаты вызвало панику. Джеймс продал саксофон; он купил его четыре года назад, чтобы взять в руки единственный раз, когда в течение шести часов без перерыва разучивал первые четыре такта «Саммертайм». Вырученные за саксофон деньги и нежданный бонус от банка кооперативного строительства помогли выстоять несколько месяцев. Продажа саксофона образовала в спальне Джеймса пустоту, немедленно заполненную гитарой за сорок фунтов, от нормальной она отличалась размером — на четверть меньше. У Джеймса не было никаких музыкальных способностей, но ему доставляло удовольствие ежедневно лицезреть овеществленную возможность.
Так они и жили — друзья с общими финансовыми проблемами и случайные любовники, получавшие не совсем законное наслаждение в чужой постели. Для Джеймса это наслаждение приобрело особую привлекательность после того, как София уволокла наверх ортопедический матрас, оставив другу гостевую кушетку. Теперь, если они обнимались не на лестнице, то в постели Софии, где Джеймс мог по крайней мере гарантированно выспаться. Правда, за полгода они почти расстались с прежней привычкой, сохранив лишь омраченную финансовыми заморочками дружбу. Взаимное притяжение, замешанное на сексе и настоянное на теплых угольях выдохшихся отношений, дало осадок — общие вкусы. Они читали одни и те же газеты, им нравились одни и те же телепередачи и фильмы. Идеальное соседство. Но с крупными денежными проблемами.