Но и тут меня ждало разочарование. Верная принципу «о мертвых или ничего, или только хорошее», Россия главную часть экспозиции посвятила покойному Солженицыну. Все было оформлено в черно-белых красках. Везде понатыканы портреты Александра Исаевича в стеганом ватнике с лагерным номером, «Архипелаги ГУЛАГи» и «Красные колеса». Не хватало только пьяных диссидентов на импровизированной московской кухне, где бы они изображали сами себя во время спора о мировых вопросах. Некоторое разнообразие в эту похоронную тему вносила только книжка «Русский эрос», увидев которую, я почему-то сразу вспомнил «Литовскую лошадь». Чувствуется, что эрос в России еще в диковинку. Как лошадь в Литве.
А в американском книжном павильоне, несмотря на весь его прогресс, в одной из палаток стоял здоровенный негр в костюме и галстуке и… ковырялся в зубах. Политкорректно так ковырялся – почти на весь Франкфурт. Я его сфотографировал для истории и подумал: это же надо, чтобы в войне Севера и Юга столько белых людей погибло только ради того, чтобы вот этот негряка приехал во Франкфурт поковыряться в челюсти! Ну, есть ли смысл во всей этой, так сказать, культуре?
19 февраля 2009 г.
Mein lieber Petersburg
Через страну строгого,
но справедливого Батьки
Когда мне совсем надоедает киевская зимняя слякоть, бесконечные перемены погоды, кукла Юля в телевизоре и суржик на улицах, я сажусь в поезд и отправляюсь в Петербург – лечить нервы и восстанавливать равновесие имперского духа. Некоторые ездят туда за летними белыми ночами. Я – за белыми зимами, которых так боятся все истинные враги Святой Руси. Не пойму, почему их так русский холод страшит? Холод, как холод. Не холоднее канадского или американского на Аляске. Если ездить в Россию как турист в купейном вагоне со всеми удобствами и жить в гостинице, а не в чистом поле в деревне, которую сам же сжег, как Наполеон, предварительно расстреляв всех жителей, то очень даже комфортно.
Поезд из Киева в Петербург выходит утром, идет сначала до Чернигова, где на вокзале мирно соседствуют герб Украинской Советской Социалистической Республики, буржуазно-националистический тризуб и феодальный черниговский одноглавый орел (местный старинный герб), потом поворачивает на Белоруссию и дальше движется по старой стратегической железной дороге – через Гомель, Могилев, где во время Первой мировой войны была царская ставка, и даже через знаменитую станцию Дно, на которой отрекся Николай II. Прямо к железной дороге подходят дремучие сосновые леса, засыпанные тяжелым снегом. Едешь, как в сказке «Морозко». Ложечка звенит в подстаканнике, книжечка с уютом читается на верхней полочке (всегда беру верхнюю!), попутчики выслушиваются с должным вниманием и даже пограничный контроль не очень мешает. Его проходишь только на территории Белоруссии днем – гуляет по вагону собака Шарик, вынюхивая наркотики (сколько езжу, ни разу при мне не нашла), украинские и белорусские пограничники проверяют паспорта, сличая фотографию с оригиналом, и через час с чистой совестью катишься до самого Санкт-Петербурга. Между Белоруссией и Россией пограничного контроля нет, никто тебя ночью не будит, как на российско-украинской границе в поезде «Киев – Москва».