Вскоре веселье и беззаботность этой компании передались и нам. Включившись в их пересыпанную шутками, непринужденную беседу, мы быстро переняли тот же тон несколько преувеличенной нежности, в котором они вели разговор, обращаясь друг к другу: «милочка», «ангелочек» или «утеночек». Эта оживленная атмосфера театральной жизни, эта непринужденность — все это было как раз то, чего мне не хватало.
Когда все были в сборе, под руководством Джонатана Ида мы начали репетировать нашу первую пьесу — комедию под названием «Не гоните ветер». Текст мы читали по рукописным спискам, которые только что были для нас в спешном порядке подготовлены. Поскольку мизансцен никто из нас не знал, мы довольно бестолково толпились на сцене и путались друг у друга под ногами. То и дело на сцене раздавался хохот, потому что, к всеобщему веселью пьеса вскоре превратилась в настоящую комедию ошибок. Однако смех быстро затих, как только Джонатан Ид довольно резко призвал нас к порядку и сердито велел всем отправляться по домам, приказав к следующему утру выучить роли назубок.
Мой дебют в качестве профессионального актера на сцене Национального театра состоялся в начале мая. Мне досталась роль типичного английского джентльмена. Спектакль был окончательно сведен буквально за несколько часов до премьеры. Дара играла этакую «мисс бесстыдницу» и вылетала на сцену в каком-то невообразимом буффонадном костюме, в котором были безвкусно перемешаны самые яркие цвета. Ее одежда состояла из развевающегося ярко-синего платья, утыканного множеством бумажных цветов самых немыслимых оттенков, и светлой кружевной шляпки с вишневыми розетками и алыми лентами чуть ли не в ярд длиной, разлетавшимися при каждом повороте вокруг ее головы во все стороны. И хотя сама пьеса не слишком-то веселила публику, каждое появление на сцене Дары зрители встречали искренним смехом.
Комические сцены в этой «комедии» были совсем не смешны, так что зрители, вместо того чтобы от души смеяться, лишь изредка вежливо и сочувственно хихикали. Это была «чувствительная» чушь, в которой не было ни на грош настоящего чувства; если бы мы показали этот спектакль в Лондоне, нас освистали бы, не дожидаясь второго акта. Даже театральный критик из бульварной «Нью-Йорк Геральд» устроил нашей постановке разнос, которого она вполне заслуживала. И все же эта пьеса шла в нашем театре еще целых две недели, до самого нашего отправления в трехмесячное турне по восточным штатам Америки.
Только во время этого турне я по-настоящему осознал, насколько огромна эта страна. Это величественное впечатление возрастало с каждым днем по мере того, как за окном поезда, мчавшего нас по вольным просторам, проносились, сменяя друг друга, все новые и новые ландшафты. Меня потрясало это огромное, распахнутое небо, эти бесконечные пространства зеленых равнин и подернутых жаркой дымкой полупустынь, простиравшихся до горизонта, на котором едва виднелись заснеженные вершины гор. Чисто выбеленные, веселые стены домов, таверн и хозяйственных строений в маленьких городках, которые мы проезжали, приятно радовали глаз после унылой, громоздкой архитектуры Нью-Йорка с его грязными, коричневыми улицами.