Призраки зла (Ричардсон) - страница 4
— Ты помнишь ее? — спросил Малтрэверс, закончив чтение.
— Едва. — Тэсс помыла посуду — две чашки и пару тарелок для тостов — завтрак всегда был минимальным, и вытирала руки. — Я смотрела фильмы с ней по телевизору — она была очень хороша, но тогда она была очень большой, а я — очень маленькой. Сколько ей лет?
— На четыре года три месяца и шесть дней старше, чем я, — ответил Малтрэверс. — Я это разузнал. Когда тебе семнадцать, это большая разница в возрасте.
— А когда тебе было семнадцать лет, мне было шесть, — добавила Тэсс. — Я увлекалась сказками и стишками, а не поп-звездами.
— Не знаю, почему ты живешь со стариком.
— Из-за денег.
— У меня нет никаких денег. Я голодный автор.
— Но со страховым полисом и двухкомнатной квартирой в Хайбери.
— Хайбери и Айлинггон, — поправил Малтрэверс.
— Если ты собрался ее продавать, не упоминай Айлинггон. А я свою буду продавать, — проходя мимо, Тэсс взъерошила ему волосы. — А пока что я буду работать. Мне нужно быть на студии в одиннадцать.
— Ах, да, это то озвучивание, где ты играешь мыльный пузырь. Прекрасная роль для классной актрисы.
— Мне платят сто фунтов в час, и будет большая рекламная кампания по телевидению, — отозвалась Тэсс из другой комнаты. — Гонорар за повторное прокручивание будет сказочный. Если Джуди Денч не стесняется таких ролей, почему я от них должна отказываться?
— Она не играет мыльные пузыри, — прокричал ей Малтрэверс. — Я не дейм[1] и не играю Клеопатру в Национальном театре. Теперь оторвись-ка от своих занятий и займись делом.
Малтрэверс просмотрел почту — три счета, проспект «Ридерз дайджест» и чек на гонорар, который не мог внести принципиальных изменений в его бюджет, — и взял все это с собой в переднюю комнату, где в эркере, выходящем на Копперсмит Стрит, стоял его стол. Он купил эту квартиру в семидесятые годы, когда начиналась его карьера на Флит Стрит, и был поражен ценой, баснословной по сравнению с ценами на недвижимость в его родном Чешире и в Центральных графствах, где он работал до переезда в Лондон. Но если она обошлась ему в свое время в пятнадцать тысяч, сейчас эта сумма благополучно выросла в шестизначную. Он был в положении, характерном для многих лондонцев, — обладая недвижимостью, стоящей целое состояние, и постоянно испытывая финансовые затруднения. С тех пор, как он оставил каждодневное занятие журналистикой ради прихотливой карьеры романиста и драматурга и, время от времени, автора литературных страниц в газетах, его доход и стоимость жизни шли голова в голову — так тесно, как на скачках, исход которых нельзя определить без фотофиниша. Но заработки Тэсс позволяли им сохранять определенное благополучие. «На радость и на горе» они теперь жили вместе, но она не продавала свою квартиру в Мусуэл Хилл и сдавала ее на краткое время другим актерам, которым было необходимо остановиться в городе, что приносило дополнительный доход. Если бы они поженились, то могли бы продать обе этих квартиры и позволить себе… но брак ушел куда-то на второй план. Чувствуя, что у Малтрэверса не прошло еще похмелье после первой женитьбы, Тэсс мудро избегала даже шуток на тему брака. В результате один из их друзей охарактеризовал их как самую супружескую несупружескую пару, которую он знал. Малтрэверс загрузил систему и закурил сигарету, пока компьютер, шурша что-то про себя, собирался выдать на дисплее меню. Он вызвал третью главу новой книги, которую закончил накануне, исправил опечатки и стер абзац, пораженный его хроническим заболеванием — неумеренным употреблением эпитетов. Он быстро напечатал еще три абзаца и сразу же их стер. Курсор мигал ему, взволнованный зеленый спринтер, ожидающий команды, чтобы понестись через поле экрана, оставляя за собой бессмертную прозу. На улице остановилась машина с молоком, постояла минуту и загудела, отъезжая. Малтрэверс провожал ее взглядом, пока она не скрылась из вида. Разглядывая алые цветы пиона, растущего у ворот, он подумал, что так и не собрался спилить засохшее дерево, помахал рукой проходящему мимо соседу, вытянул шею, чтобы посмотреть, не подняли ли шторы в семнадцатой квартире, где они были закрыты уже три недели, что начало интриговать их с Тэсс и, наконец, взяв с полки над столом свой первый роман, открыл его наугад, чтобы убедиться, что он сможет вновь сделать то, что уже получалось раньше. Обнаружив несколько мест, которые стоило бы переделать, он почувствовал какой-то импульс, уронил книгу на пол и, подперев руками подбородок, уткнулся в экран, как будто ожидая от него вдохновения. Но единственно, что мог сделать экран, это — ждать. Через несколько секунд его мысль разогналась, и он стал писать, не давая анализу остановить поток слов. От текста, выходящего у него из-под пальцев, могло сохраниться не более десяти процентов, но дожидаться стопроцентно удачного варианта не приходилось. В комнате вновь появилась Тэсс, элегантная в желтой шелковой блузке и костюме из бургунди. В это время Малтрэверс был поглощен работой, и лишь пробормотал что-то неопределенное, когда она перед уходом поцеловала его в голову. Через час, когда, выдохшись, он пошел сварить себе чашку кофе, у него было готово более тысячи слов. Когда он вернулся на место, зазвонил телефон.