– Аня – это не убийство, это борьба за существование. Ты сама это лучше меня понимаешь.
– Ах да, не мы такие – жизнь такая. Ты понимаешь, что сейчас происходят страшные вещи?!
– То, что происходит, – неизбежно.
– Раз неизбежно, ты предлагаешь ничего не делать, так? Расслабиться и получать удовольствие? Это не я, это мне приказ дали. И никто ни в чём не виноват: ни в трупах, ни в мучениях. Такая логика у вас, солдат. А я и не могу, и не хочу так! – Выкрикнув, Аня начала ходить по комнате. – Вам бы, солдатам, только убивать, больше вы ничего не мыслите. Сражение, битвы, убийства…
Ярослав поймал Аню в объятия:
– Прекрати. То, что случилось, только начало. Впереди ещё больше крови, и мы не в силах остановить её – только сделать так, чтобы её пролилось чуть меньше.
– И как же?
– Выполняя свой долг! Я свой, а ты свой.
– Что?!
– Подумай сама, Аня. Если ты всё бросишь и сбежишь, война не остановится. Колонисты будут убивать снежных людей. Без твоих собак их погибнет гораздо больше, но они всё равно победят. Они не могут не победить. Да и некуда тебе убежать, милая, кругом другой Мир, чужой. Может быть, потом тебе это и удастся. Нам удастся. А если тебя не будет, кто станет удерживать Хрома от излишней… жестокости? Ты ведь знаешь его историю, ему тоже тяжело.
– Да, понимаю. И что… дальше опять война, кровь, убийства? Слава, я так больше не хочу, – Аня уже не говорила – плакала, – я не хочу больше смертей. Это страшно и больно.
Аня плакала тихо и жалобно, ей правда было страшно и больно. Ярослав прижимал её к себе крепко, но бережно. С ним было тепло и хорошо. А потом… горячие губы выпили её слёзы, прошлись мимолётными касаниями по лицу и соединились с губами заклинательницы в горячем поцелуе.
Руки, которыми так восхищалась Истомова, неожиданно легко и незаметно избавили её от ненужной одежды. И вот Аня уже лежит, а Слава над ней, смотрит на неё своими чарующими зелёными глазами. И он в ней. Двигается, с каждым движением принося волну блаженства, растекающуюся по всему телу. Ещё и ещё. А потом вспышка… нескончаемое удовольствие, из-за которого нет возможности дышать. Оно выбрасывает из страшного и жестокого Мира, заставляет забыть обо всём.
– Знаешь, – Аня, умиротворённая и счастливая, крутила чуть вьющиеся волосы Сэнсэя. – Я тебе не всё рассказала.
Обоим было лень забираться на кушетку, и они лежали на одеяле, расстеленном на полу.
– О чём?
– О том, почему перечила коменданту. Это не только потому, что я вся из себя такая правильная и честная. Тогда… в битве, – улыбка сползла с лица девушки, – во время битвы мои собаки убивали. И я убивала вместе с ними. И это было такое чувство… такое удовольствие. Мне трудно даже объяснить. Я испугалась и решила: во что бы то ни стало нужно доказать, что я не такая. Даже не доказать, а просто продемонстрировать всем, какая я правильная. Понимаешь? А сейчас мне страшно: что если я и на самом деле…