– А когда это прекратилось? – спросил я.
– Около ста лет назад. Когда двое посвященных во все тайны Желтого Флага – губернатор Внутренней Монголии барон фон Штернберг и граф ди Чапао – отправились на Ветхую Землю, чтобы принять участие в идущей там смуте.
– Они победили?
Адонис пожал плечами.
– И что случилось?
– Все обошлось. Эта история подробно описана в монастырской литературе. Но такие опыты были признаны опасными, потому что могли закончиться вторжением сил хаоса в Идиллиум. С тех пор мы только наблюдаем Ветхую Землю.
– В общем, – подвел я итог, – мы обдираем их мир как липку.
Адонис ухмыльнулся, и я понял, что попал в точку. Но его лицо тут же стало серьезным.
– Смотритель не должен понимать это таким образом, – сказал он, – поскольку это негативно отразится на…
– Ясно, – ответил я. – Что же мне следует думать?
– Лучше всего иметь следующее воззрение: Ветхая Земля – это корень, открытый подземной сырости и мраку. А мы – цветок, питаемый корнем.
– Вот только корень не знает про цветок, – сказал я задумчиво. – А цветок не знает про корень…
На следующий день Адонис попрощался с нами («приезжайте сами, я наездился на десять лет») и отбыл в Железную Бездну со своими «мальчиками».
Сам он ехал впереди на велосипеде (таких я раньше не видел – своими странными шестеренками, пружинами и тросами он напоминал спортивный лук), а монахов везли следом в двух старых медицинских каретах с фигурками бога Эскулапа. Монахам до сих пор было так плохо, что они могли только лежать.
Кареты низко урчали, и мне в первый раз в жизни пришло в голову, что производящие противный шум трещотки на задних колесах нужны не для трансформации Ангельской благодати в крутящий момент, а для того, чтобы транспортное средство шумело не меньше своего ветхого первообраза… И звук этот сразу стал меня раздражать. Все-таки правду говорят – во многой мудрости много печали.
Я был уверен, что теперь любопытство Юки удовлетворено надолго. Но я ошибся.
За обедом она спросила:
– Алекс, ты помнишь, что сказал вчера?
– Когда именно, моя киска? – спросил я. – Вчера я сказал много разного.
– Не называй меня «киской». Ты не Никколо Первый, а я не твоя кошка.
– Хорошо, моя птичка.
– Лучше говори «мой цветок».
– Почему? – заинтересовался я.
– Это будет в тему. Вчера ты заявил, что цветок ничего не знает про корень. А корень не знает про цветок.
Я испугался. Почему-то мне пришло в голову, что она узнала от Адониса о своем воплощении – и нас ждет непредсказуемый разговор.
К счастью, я ошибся.
– Как, интересно, у растений на самом деле? – спросила она.