Ошеломленная такой самоуверенностью, Камилла изумленно взирала на него. У нее был столь растерянный вид, что Филипп громко и весело расхохотался; смех его прокатился по всему залу. Теперь девушка уже совершенно не могла понять, смеяться ей или сердиться. Веселое настроение шевалье было заразительным, но она подозревала, что он смеется именно над ней, и про себя осыпала его самыми страшными проклятиями.
Неожиданно она задалась вопросом: а что толкнуло ее согласиться отправиться в это путешествие?
При дворе так спокойно, там она властной рукой удерживала на расстоянии своих поклонников! А здесь, наедине с Филиппом, она постоянно чувствовала себя нашкодившей маленькой девочкой, вечной мишенью для его насмешек. Не понимая, в чем дело, она была твердо уверена: Филипп обладает особым даром высмеивать все ее усилия добиться достойного и безупречного поведения.
Словно читая ее мысли, он внезапно посерьезнел и испытующе взглянул на нее.
— Надеюсь, вы не жалеете, что отправились со мной в эту поездку?
Камилла не ответила, и он чуть дрогнувшим голосом добавил:
— Я счастлив, что вы согласились сопровождать меня!
Она ожидала всего, только не такого заявления. Растерянная столь неожиданной и непредвиденной искренностью, равно как и тоном, каким были произнесены эти слова, она уткнулась носом в тарелку и едва слышно пробормотала:
— Я не уверена, что вы сделали лучший выбор. Любой другой офицер стал бы вам лучшим помощником.
— А я уверен, что прав!
— В самом деле? — бросила она и взглянула своими аквамариновыми глазами на шевалье, желая убедиться, что он не шутит.
Но сейчас ему совершено не хотелось подшучивать над ней. Он выглядел на удивление серьезным; взор голубых глаз, вопрошающе смотревших на него, взволновал его до глубины души.
В считанные доли секунды он понял для себя самое главное, основное: он наконец осознал то новое чувство, которое еще месяц назад было для него совершенно непостижимым: он счастлив, когда рядом с ним Камилла! И вовсе не потому, что, как он думал раньше, так ему легче соблазнить ее, а просто потому, что ему хорошо с ней и ее присутствие дарит ему ни с чем не сравнимое счастье.
До сих пор он считал женщин соблазнительными существами, однако пригодными исключительно для удовольствий. Он не представлял, что можно сидеть рядом с женщиной, какой бы очаровательной она ни была, исключительно для того, чтобы поддерживать с ней беседу. Напротив, женские разговоры страшно раздражали его: это был недоступный для него мир. Даже когда речь шла о завоевании необыкновенной красавицы, он не умел вести длительную осаду: крепость или тотчас сдавалась, или он устремлялся на штурм новой цитадели. Ухаживание за жеманницами он считал пустой тратой сил и времени: ведь вокруг так много прелестниц только и ждущих, чтобы он обратил на них свой взор!