Именно в этот миг девушку охватило неодолимое желание обнять его, крепко прижаться к нему и осыпать его самыми нежными ласками. Любовь к этому восхитительному мужчине шквальной волной захлестнула ее и понесла по своему океану. Только сейчас она поняла, что безумно влюблена в этого человека.
Словно угадав, что происходит в ее душе, Филипп устремил на нее свой уверенный взор, и, несколько секунд взоры их слились в едином пылком сверкающем чувстве.
— Я выиграл! — воскликнул Пери-Бреснель.
Очарование мига было разрушено. Камилла поздравила победителя.
— Браво, Паламед! — радостно произнесла она, хотя сердце ее все еще продолжало отчаянно колотиться.
— О, не стоит меня переоценивать, у меня просто больше практики, чем у племянника, вот и все, — тоном ложной скромности ответил маркиз.
Не отрывая взора от девушки, Филипп медленно приблизился к ней:
— Не будет ли вам угодно немного прогуляться по парку в моем обществе?
Она не успела ответить. В гостиную вошла служанка и доложила, что стол будет накрыт через полчаса.
— Вам придется отправиться на прогулку после ужина, — сказал Пери-Бреснель, — а теперь пора идти переодеваться.
Шевалье не стал возражать. Он знал, что вечерняя трапеза для дяди — своего рода священный ритуал, и, хотя он испытывал мучительнейшую потребность остаться наедине с Камиллой, он тем не менее направился к себе в комнату и занялся туалетом.
Когда д’Амбремон спустился вниз, дядя, уже переодевшийся к ужину, ждал его в гостиной; завидев племянника, он устремился к нему навстречу:
— Филипп, мне надо с тобой поговорить.
— Что случилось?
— Сегодня после обеда я немного побеседовал с Камиллой.
— Да, я это знаю. И что же? Я тоже это прекрасно понял, — ответил Филипп, пряча улыбку.
— Существует некое затруднение. Не вдаваясь в подробности, она упомянула о некоем моменте, о неких ссорах, которые были у вас в прошлом. Она отказалась рассказать подробнее, но мне кажется, что именно в этих недомолвках и кроется причина ее настороженного отношения к тебе.
Филипп нахмурился.
Маркиз настаивал:
— Между вами произошло что-то неприятное и она до сих пор не может этого забыть?
— Да.
— Нечто серьезное?
— Довольно… Я пытался изнасиловать ее.
Старый дворянин вздрогнул и поспешил опуститься в кресло, сраженный словами Филиппа.
— Но это еще не все, — продолжал шевалье. — Я засадил ее в тюрьму, заковал в цепи, жестоко обходился с ней, унижал… Ах, а потом я чуть не задушил ее!
Маркиз недоверчиво смотрел на племянника, не в состоянии вымолвить ни слова. Однако Филипп, не обращая внимания на смятение дяди, безжалостно продолжал: