Тимофей тихонько выругался себе под нос, подобрал вожжи, чмокнул лошадям.
– Софи! – раненным зайцем закричала ей вслед Ирен. – Софи! Не делайте этого! Она нужна ему! Он должен ее спасти!
Наталья Андреевна твердо взяла плачущую младшую дочь за плечо и увела ее в дом.
Милая Элен!
Твоя тревога и пламенные призывы разрывают мне душу. Зная, что злость и мелочность мотивов тебе органически не присущи, и лишь искренняя печаль и попечение обо мне водят твоим пером, надеюсь, что в рассмотрении уже случившихся и текущих событий ты переменишь свое мнение и великодушно позволишь мне оправдаться и, может быть, слегка оправдать в твоих глазах и Туманова, коий в последние дни и недели сделался… Право, не знаю, как это лучше выразить… Но (верь мне и не беспокойся!) ничего предосудительного меж нами более не случалось.
В приезды мои в Петербург я не посещаю ваш особняк по одной-единственной причине. Ты, с твоей любящей душой и ангельским сердцем, принимала и будешь принимать меня в любом обличье, которое уготовано мне судьбой, и даже мое короткое знакомство с ненавистным тебе Тумановым здесь не помеха. Но Василию и его родным, право, это может быть более чем неприятно. Не желая ни в коей мере служить камнем преткновения меж вами, и отдавая себе отчет в твоих выборах, я и позволяю себе сделать этот выбор за тебя, чтоб не множить неловкости. Хотя, поверь, и скучаю о тебе неустанно.
Однако, проще и куда дельней будет, если я перестану оправдываться и просто расскажу тебе все по порядку. А ты, со своим умом, сама во всем разберешься. Да и мне полезно будет взглянуть на происходящее со стороны, ибо некоторые признаки душевной и умственной оглушенности я у себя замечаю весьма отчетливо.
Спустя несколько дней после нашей последней, столь странно закончившейся встречи, Туманов явился у моего домика без всякой помпы, в санях, которыми довольно умело правил сам.
– Что ж, – деловито сказал он после сдержанных с обеих сторон приветствий. – У тебя завтра работы нет, поедем мануфактуру покупать?
– Какую мануфактуру?! – искренне изумилась я.
– Дак как же это? – здесь Туманов призвал на помощь свою «простонародную» ипостась. Я полагала, что она у него проявляется наружу в минуты волнения. Но отчего он нынче-то волновался? – В комнатах-то у меня доселе как Мамай прошел. А ты ж давеча обещалась мне подмогнуть обустроить все, чтоб в соответствии, и от людей стыда не имать.
Я вспомнила, что обещание действительно было дано и задумалась о том, как теперь следует поступить. Словно опасаясь чего, Туманов думать мне не давал совершенно, отвлекал, тормошил всякими откровенными глупостями и подначками, зачем-то схватил в охапку весьма увесистую Ольгу (она польщенно завизжала), поднял и усадил на высокий козырек.