на рассвете, вдоволь наговорившись с первыми попавшимися собеседниками в шумных барах. Когда я дрочу, то вспоминаю всех безымянных девушек, с которыми когда-то переспал. Как далек этот мир, и меня оторопь берет, когда мое семя растекается по белому песку пляжа. Окружающая природа — однообразная и концентрическая, безразличная и бесполая — равнодушно взирает на мои мучения. Однажды я увидел самолет, который пересекал небосвод от одного конца горизонта до другого. Это длилось всего несколько секунд, а потом он исчез. На следующий день я вернулся на то же самое место и смотрел в небо до самого вечера, пока меня не стало тошнить от пресной и монотонной голубизны, которая на моих глазах сначала посинела, а потом стала черной и звездной. Никогда больше я не видел никаких самолетов, кроме того безумного чартера, сбившегося с пути.
В тот день, когда случилось то, о чем я мечтал столько времени, мое утро ничем не отличалось от тысяч других утр моего дикого существования. Я проснулся, искупался в хрустальных водах бухты и собирался съесть на завтрак несколько фруктов. И вдруг меня поразила необычная картина: перед моими широко раскрытыми от удивления глазами вдали возник огромный, белый и бесшумный корабль. Это был мираж, который не исчезал, сколько я ни тер глаза кулаками. Я побежал к воде, прыгая от радости, а от корабля медленно отделилась шлюпка: сидевшие в ней четыре или пять человек махали мне руками. Слезы радости лились у меня из глаз: я смогу вернуться к ванильному мороженому, к голландскому пиву, к горячему шоколаду с взбитыми сливками на улице Петричол, я опять смогу засыпать под программы Радио Жувентут. Как только шлюпка причалила к берегу, после само собой разумеющихся объятий и попыток вести разговор на смеси разнообразных языков, мне дали какие-то таблетки от всех известных в мире болезней, а врач осмотрел меня с головы до ног и заключил, что я совершенно здоров. Все, однако, смотрели на меня с изумлением. Мне пришло в голову, что я кажусь им таким тощим, таким бородатым… Между тем пассажиры сходили на берег (их было много — десятки людей, мужчин и женщин) и осматривали окрестности. А я спрашивал себя, зачем это столько народу высаживается на остров и почему мы, черт возьми, не садимся в шлюпку, которая доставит нас на борт корабля, и мы поедем домой (домом для меня было любое место, где я смог бы принять душ среди блестящего кафеля и вытереться полотенцем, и съесть какое-нибудь блюдо немецкой кухни, и увидеть людей, и снова пойти в кино, и напиться допьяна). К берегу приставали все новые шлюпки, груженные тюками и ящиками. Я подошел к человеку, который показался мне самым главным в их компании, и спросил его, когда мы отсюда уедем. Мы не уедем отсюда, сказал он. Мы решили скрыться от бешеных ритмов современного мира и основать свою колонию в уединенном месте, вдали от алчности и зависти, от забот и страхов. Мы создадим мир, в котором все мы будем братьями и сестрами (с этими словами он развел руки в стороны, улыбнулся, устремил долгий взгляд в небеса, а затем продолжил свою речь), мы приехали сюда, чтобы построить наше сообщество. И пока он говорил об этом, его товарищи уже начали разбирать корабль и строить из досок его обшивки стены и потолки своих хижин.