Я растянулся на подушках, покрытых замысловатыми и яркими рисунками. Ты спросила, что бы мне хотелось выпить, и я попросил водку с апельсиновым соком. Мы поставили музыку на стереоустановке: Винициуса де Мораес, самбы; и они наполнили ночь густо-синей водой, светом, белым песком, на котором ты зажигала во мне желание, кусая мои губы в поисках самых укромных уголков, где прячутся улыбки, распуская веер своих волос на моей груди, а потом, поднимая голову, смеялась всеми своими белыми и блестящими зубами и влажными зелеными, как луга в Ирландии, глазами. Винициус терялся где-то в пространстве за пределами нот «sentindo a terra to da rodar» — звучали влажные звуки, пока я ласкал твои груди через ткань блузки, а ты провожала мои руки вниз, чтобы они расстегнули молнию твоих джинсов; и мы беспорядочно снимали с себя одежду, то целуясь, то легонько покусывая друг друга; твои губы терялись в густой растительности у меня в паху, а потом мы вдруг неожиданно замирали и долго не сводили друг с друга взглядов — две разъяренные тени, пропитанные алкогольными парами.
И в эту самую минуту я увидел твою грудь: расстегнув пуговицы на блузке, я замер в недоумении, потрясенный открывшейся мне картиной. Тебя разобрал смех: ты только сейчас решил удивиться? спросила ты, а я не знал, что мне делать, что сказать, как на все это реагировать. Признайся, не каждый день перед глазами человека возникают две совершенно прозрачные груди, внутри которых произрастает вся тропическая флора — и пальмы, и талипоты, и хамеропсы — листья их колышут ассирийские ветры, египетские трамонтаны, амазонские муссоны, а в их зелени на фоне зреющих гранатов машут крыльями волнистые попугайчики, какаду, ара и голуби сотни тысяч расцветок.
Ты, надеюсь, поймешь, что на какие-то доли секунды меня охватило желание сбежать как можно скорее. И, как мне теперь кажется, я остался из-за твоей задорной улыбки, из-за твоих алых губ, ироничного взгляда и слюны, которая поблескивала на твоих зубах, вызывая у меня безумную жажду. Я почувствовал, что мой член снова встал, и опустился на колени, чтобы согнуть твое тело и вторгнуться в него, войти в твою смуглую плоть. И я ласкал твои груди, эти мягкие и прозрачные груди, и смотрел, как они колыхались и как внутри пели птицы и смеялись растения с каждым движением наших бедер, а хор желтых попугаев заводил свою песню, когда мы целовались, и голуби взлетали над бухтой, где под водой дрожали тонкие нити водорослей. Когда мы кончали, теплый ветер ласкал листья пальм, легко касался темных волн твоих океанов и красных, желтых, белых и оранжевых перьев, которые уже росли у меня на спине, где очень быстро появились крылья, а почти сразу после этого прорезался этот золотой клюв, который позволяет мне сейчас говорить с тобой, и я стал маленьким-маленьким, и мне теперь никогда больше не придется носить очки, рубашку или галстук, выплачивать дурацкие кредиты, покупать билеты в метро в час пик; я буду отныне желто-красно-зеленым попугаем внутри твоей теплой и благодатной груди.