На следующий день он решает положить тетрадку и ручку на ночной столик на тот случай, если озарение повторится. Он, естественно, опять досадует на свою плохую память, но очень доволен, что получил новое откровение. Со дня первого неудавшегося пророчества наш герой, наверное, никогда не испытывал подобного восторга. Раз ему было дано второе откровение, значит, он настоящий пророк. Просто у него такая особенность: скверная память. Надежду вселяет в него и другая мысль: если озарение снизошло на него дважды, то может снизойти и трижды.
В магазине электротоваров наш герой покупает маленький кассетный магнитофон; он всегда носит его с собой, а на ночь оставляет на ночном столике, чтобы включить, как только ему снова будет дано откровение. Если пророк поймет, что оно вот-вот выскочит у него из головы, он немедленно наговорит его на магнитофон, не теряя времени на писанину. Несмотря на это решение, он на всякий случай не убирает со столика тетрадь и карандаш. В самый ответственный момент магнитофон может не включиться или в нем кончатся батарейки, хотя герой проверяет их каждую неделю и задолго до того, как старые кончаются, выкидывает их и вставляет новые.
Проходят годы, но все эти приготовления оказываются напрасными. Новых откровений нет. Сыну пророка, который лежал в колыбели, когда его отцу было послано первое откровение, сейчас уже исполнилось двадцать восемь лет. Он вырос, подготовленный отцом к любым неожиданностям: жизнь в любой момент может преподнести тебе сюрприз, и надо всегда быть начеку. Когда мальчику было семь лет, умерла его мать, и отец с сыном на протяжении нескольких дней гадали: может быть, пророчество заключалось именно в том, что его мать умрет и он останется наполовину сиротой? Но отцу не припомнилось ничего похожего. Несмотря на это, подобные мысли посещали их каждый раз, когда в мире начиналась война или происходило какое-нибудь стихийное бедствие. Отец и сын начинали подозревать, что откровение пророка было связано именно с этим событием.
Теперь отец лежит на смертном одре и хочет видеть сына. Тот сидит на стуле в коридоре, опустив голову. В дверях спальни появляется врач, который зовет сына, но предупреждает его, что больного нельзя утомлять ни в коем случае. Молодой человек в глубоком волнении входит в комнату. Глаза пророка загораются, он пытается что-то сказать, но быстро теряет силы. Он старается произнести какое-то слово, но его дыхание прерывается. Вскоре больной глубоко вздыхает, его веки на одно мгновение опускаются, словно ему тяжело держать глаза открытыми, но потом сразу же поднимаются. «Сын…» — говорит он. Молодой человек подходит к отцу и берет его за правую руку. «Перед смертью…» — шепчет пророк, но тут же смолкает опять, отводя глаза и направляя взгляд на стену прямо перед собой. Сын следит за взглядом отца, надеясь разглядеть на стене какой-нибудь знак, представляющий особый интерес. Он надеется, что это поможет ему понять смысл прерывающейся речи отца, который, по всей вероятности, обращается к нему в последний раз, прощается с ним навсегда. Молодой человек сжимает руку старика еще сильнее: «Не говори ничего, отдыхай…». Неожиданно к пророку возвращаются силы: «Я хочу сказать тебе…». Распахивается дверь, и медсестра входит в комнату, громко стуча каблуками. Голос умирающего теряется в этом шуме. Сын прислоняет ухо к губам отца, надеясь, что тот повторит свои слова. Медсестра ставит новый флакон кровезаменителя; из него по трубке жидкость начинает поступать в вену старика. Сын теперь буквально навис над отцом. Сменив флакон, девушка выходит, стараясь, чтобы ее каблуки не стучали так сильно, как раньше. Пророк снова открывает глаза. В уголках приоткрытых губ залегают сероватые складки. «Поэтому… не делай усилий… Я не знал, как…».