Сейчас не время было сводить счеты и выяснять отношения.
Джон забрался на переднее сиденье с другой стороны, где уже кто-то сидел.
— Маклейн, познакомься с моим братом, — предложил Лорензо. трогаясь с места.
Джон повернул голову.
Нет, у этого «козла» братом мог быть только «козел»!
Толстая рожа с поросячьими глазками, незабываемая, самодовольная, повернулась к нему и, поджав губы, кретин, который оштрафовал его и арестовал тещину машину, гнусавым голосом произнес:
— Счастливого Рождества; — и дохнул джином.
— Привет, — буркнул Джон.
«Нет, это не я добру», — подумал он, и их машина, которая была головной, врезалась в такси, переполненное убегающими от беды людьми.
— Черт! Что это такое?! — завопил Лорензо и выскочил на площадь. — Убирай свою дурацкую машину к черту! Какого хрена ты сюда попер! Что, совсем мозги пропил?! Убирайся, быстро! Слышишь?! Немедленно!!!
Брат тоже выкатился, и они вдвоем, ругаясь по-итальянски, бегали вокруг такси, пинали его ногами и толкали, стараясь убрать с дороги.
Брат потерял в пылу борьбы фуражку и сверкал своей лысиной, такой же, как у Лорензо, только чуть пообъемистей,
— Убирайся с дороги, сволочь! — налегал он плечом на покореженную машину.
Джон открыл дверцу и выскочил наружу.
Толпа забила всю площадь, и теперь машинам не вырваться из этого плена. А у них совсем не оставалось времени. Еще пару минут, и всеооо! Эти ублюдки улетят!
— Эй, Коплент! Саманта Коплент! — заорал он, увидев вдали знакомую челку и руку с микрофоном, который она даже сейчас умудрялась подсовывать людям. — Коп-лееееент! Саманта Коплент! — все кричал он, пытаясь пробиться сквозь людской поток.
Она-то ему и нужна! Джон сам видел вертолет с белой надписью на зеленом округлом борту:
Саманта, наконец, услышала призыв. Пару раз подпрыгнув, она увидела спешащего к ней Джона Маклейна, у которого хотела получить интервью, а услышала лишь три слова: «Иди к такой-то матери».
— Хей! — крикнула она и помахала рукой. — Я здесь!
Никогда ему еще не давали столько времени в эфире!
Ричард был счастлив. Он говорил и говорил, упиваясь своей значимостью. Простой репортер, которому каждый мог заткнуть рот, в центре внимания всей страны.
Перед унитазом, на котором восседал Торберг, висело зеркало, и он внимательно всматривался в свое лицо, придавая ему то угрожающее, то саркастическое выражение.
— И все мы, фактически, являемся, заложниками террористов, Мне не особенно нравится сейчас находиться в воздухе. И совсем не хочется отдавать свою жизнь и талант, — здесь он встряхнул головой, как бы отбрасывая назад волосы, — ради желаний каких-то сумасшедших людей. — Ричард выдержал трагическую паузу. Он медленно поднялся и встал во весь рост. — Может быть, это мой последний репортаж.