Джон попытался проглотить комок, застрявший где-то в горле. Он мешал дышать, говорить. Хотелось впиться в него пальцами и рвать, рвать, пока не вытащишь наружу и не отшвырнешь куда-нибудь подальше.
Что ты можешь понимать, Дрюдо? Разве это ты подбирал детскую игрушку и швырял ее в костер? Разве ты уговаривал свою жену обязательно лететь на Рождество? Разве она кружит сейчас там в воздухе, над этим страшным аэродромом, где сидят ублюдочные выродки, вытворяющие что хотят? Разве твоей жене грозит этот жаркий адский огонь? Разве это ты обожрался страшным запахом клубники так, что тебя сейчас начнет выворачивать наизнанку прямо здесь, у ног изумленной публика?
— Я чувствую себя бесполезным… — выдавил из себя Джон.
В его тусклом бесцветном голосе звучало такое отчаяние, что Дрюдо передернуло. Он не знал, как успокоить этого сильного мужчину, вдруг превратившегося в убитого горем человека.
— Мы связались с правительством… Вызвали армейское подразделение, которое уже имеет опыт борьбы с террористами. Они должны быть здесь с минуты на минуту, — ему было трудно говорить с Маклейном, но Дрюдо ощущал необходимость рассказать этому полицейскому из Лос-Анджелеса все это. В конце концов, во всей этой дерьмовой истории он единственный оказался на высоте. Нужно было сказать ему что-то еще, главное, что могло его успокоить. Ах, да… — Самолет твоей жены по-прежнему передает нам информацию, но, к сожалению, мы не можем ему ответить, — и совсем тихо добавил: — У них осталось топлива на двадцать пять минут.
Маклейн ожил. Он посмотрел на начальника башни и встал.
Нет, Холли, нет. Ты только не волнуйся… Мы еще поборемся…
Холли пыталась отвлечься от тревожных мыслей, посеянных этим ублюдком. Действительно, в воздухе творилось что-то невообразимое. Почему огни сверкают со всех сторон, и ни один самолет еще не зашел на посадку? Аэропорт Далласа один из самых крупных в Штатах. Он не закрывается даже всвязи с метеоусловиями, а сейчас за овалом иллюминатора была не такая уж сильная буря. И вроде бы даже и эта начинает утихать… Что же происходит?
Со своего места опять поднялся Ричард Торберг и приклеился к стеклу.
— Слушай, Дик… Так ведь тебя зовут? — Холли очаровательно улыбнулась. (Когда она хотела, это у нее получалось отлично.) — Если ты так и будешь постоянно приближаться ко мне, то, может, поменяешь одеколон?
Ого! Торберг внутренне хохотнул. Он, конечно, знал, что нравится женщинам, но миссис Маклейн… А казалась такой неприступной… А она прехорошенькая…
— Да… я весь внимание… — он игриво приподнял бровь. — И на какой же.