Близился вечер. Низкое солнце позолотило верхушки сосен. Высоко над головой носились ласточки, обещая на завтра ясный день. Воздух был свежий с запахом хвои и трав. В стороне за лесом разносилось блеяние овец. Видимо, пастух уже гнал стадо. Зина хотела пройти еще загон и на этом кончить работу. Когда она развернулась, увидела на пашне человека. В грудь будто кто толкнул. Кашкин! Чего ему здесь надо? Зина заметила, что он стоит на том самом месте, где начинается его участок. «Начинался», — вслух поправилась она.
Чем ближе подходил трактор к Кашкину, тем беспокойнее Зина чувствовала себя. Кашкин стоял насупясь, неуклюже расставив ноги. Обносившийся пиджак висел мешком на его тощей фигуре. Зина махнула рукой, чтобы он отошел в сторону. Кашкин стоял как вкопанный.
— С дороги, говорю, уйди! — рассерженно закричала она. Но голос потонул в реве мотора. Тогда она приподнялась на сидении и опять замахала рукой. С каждой секундой расстояние уменьшалось, а Кашкин словно ничего не видел и не слышал. Но когда трактор был шагах в двадцати, будто страшная боль перекосила его лицо, сгорбленная до этого спина распрямилась. Кащкнн нелепо взмахнул руками, шагнул вперед и визгливо, со стоном закричал:
— Не пущу!.. Убью!..
Что-то жалкое, гадливое схватило за душу после этого крика. Но это было всего долю секунды, доля секунды слабости и сразу холодное спокойствие. «Вот что! Свое вспомнил, — прошептала Зина. — С болью рвешь… Нет, не твое. Наше! Наше! — колотилось в мозгу. — Врешь, дашь дорогу…»
Она решительно вела машину прямо на него. Черные от масла пальцы до боли сжали руль. «Уйдешь!» — прошептала она, не сводя глаз с Кашкина, сжавшегося как для прыжка. Лицо его было мертвенно-бледно, взгляд бессмысленный. Казалось, он не сознавал, что делает. А расстояние сокращается. Двенадцать метров, десять… «Уйди же, задавлю!» — хотелось крикнуть Зине. Она не выдержала его взгляда, на миг зажмурила глаза, точно хотела хоть на немного отдохнуть от мертво-леденящей фигуры Кашкина.
— И-и-и… — захрипел он в бешенстве и сделал еще шаг навстречу, упал, захватывая скрюченными пальцами комки земли.
Зина как могла вывернула руль, и трактор, выгибая кривую, прогрохотал мимо распластанного Кашкина, не задев его плугом. Зина облегченно вздохнула. Еще раз оглянуться она боялась. В ушах все еще стоял крик, вырвавшийся из глотки Кашкина.
Зазеленели буйно луга, запестрели ромашкой и клевером обочины у дорог. В тиши июньского дня надоедливо стрекотали кузнечики. Ласково тянулись к солнцу зеленые хлеба.
Председатель сельсовета Павел Батурин и Зина обходят поля. Батурин изнывает от жары, белая рубашка на спине повлажнела от пота. Но идет бодро, играя сорванной травинкой.