Непроизвольно Гонора и Кристал схватились за руки. Почувствовав враждебность, они, забыв о мелких обидах и ссорах, стали как бы выше ростом и приподнялись над землей подобно воздушному шару.
— Да? — холодно спросил слуга.
В любой семье каждому ее члену уготована своя роль, и Гонора как старшая сестра, заменившая умершую мать, молча приняла на себя всю тяжесть ответственности за бедную семью Силвандер.
— Сестры Силвандер с визитом к мистеру Талботту, — ответила она слегка дрожащим голосом.
Неприятное разглядывание длилось еще несколько секунд, затем филиппинец произнес:
— Проходите, пожалуйста.
Оставив девушек около двери, он, с трудом передвигая изуродованные артритом ноги, направился в глубь дома, откуда раздавались голоса собравшихся гостей. Звук голосов усилился и заглох, когда невидимая дверь открылась и снова закрылась.
После холодного, ветреного сияния дня тишина и полумрак дома казались зловещими, и девушки в оцепенении застыли на месте. Никогда прежде они не бывали в таком большом доме. Кристал осторожно посмотрела вокруг, пытаясь освоиться в этой непривычной для нее роскошной обстановке. Гонора старалась совладать с дрожью в руках. Огромный вестибюль, обшитый великолепными панелями, с широкой трехмаршевой лестницей и массивной позолоченной люстрой как будто был создан с единственной целью — лишать посетителей присутствия духа.
Вернулся слуга.
— Мистер Талботт примет вас, — сказал он.
Прежде чем проводить сестер в одну из комнат, он помог им снять пальто, небрежно перекинул их через руку, преднамеренно вывернув наизнанку так, чтобы была видна изношенная голубая подкладка из искусственного шелка. Скругленные углы комнаты, металлические решетки на окнах и множество разбросанных по центру вышитых подушечек придавали ей сходство с затемненным турецким альковом.
Кристал решительно подошла к зеркалу в бронзовой раме и, встав на цыпочки, сняла шляпку и пригладила свои отливающие золотом волосы. Почти тотчас же послышался звук тяжелых шагов, гулко отдающихся на паркете.
На хранившейся у Силвандеров фотографии их американских родственников, сделанной много лет назад, у Гидеона Талботта был решительный, выдвинутый вперед подбородок, тяжесть которого уравновешивалась густой шевелюрой. Судя по толстой шее и широкому развороту плеч, они решили, что он высокого роста. Увидев его воочию стоящим перед ними на коротких ногах, девушки поняли, что фотография ввела их в заблуждение. Его рост был около пяти футов и пяти дюймов. Густые в молодости волосы поредели, и образовалась лысина; последние чудом уцелевшие пряди были тщательно зачесаны вперед и почти сливались с густыми коричневыми бачками. На лице Гидеона с грубыми чертами застыло выражение праведности, что создавало вокруг него ауру непререкаемой власти. «Великий Наполеон», — подумала Гонора.