Не выдержав, она стремительно встала и отступила на середину комнаты – невыносимо было сидеть, когда этот старик нависал над ней, длинный и сухой, как колодезный журавль.
– Вы не все знаете.
– Наверняка, – Осоргин не двинулся с места. Он смотрел теперь на спинку кресла, по которой вились те же кленовые листья, отсвечивая шоколадным блеском в резком свете зимнего солнца. – И узнать-то не стремлюсь, представьте… Впрочем, не суть важно. Если не деньги, что еще?
– Постойте, я все-таки скажу. Я больна смертельно, врачи дают мне от нескольких месяцев до года жизни… Нет-нет, я не взываю к жалости, я в ней не нуждаюсь.
Она вновь замолчала, и он, неторопливо повернувшись, все-таки посмотрел на нее. Разумеется, без тени сочувствия. Она подумала: зря, все зря. Напрасно приехала!
– Так что же вам нужно? – своим бесцветным и резким, как стук часов, голосом поинтересовался Осоргин. – Чтобы я оказал покровительство вашему сыну? Кстати, сколько ему?
– Ше… шестнадцать, – какой стыд, не смогла выговорить простого слова. – Да. Я хочу, чтобы вы взяли над ним опеку.
Ну, вот. Сказала. Сейчас он возмутится… Хотя нет, он не утруждает себя эмоциями. Просто ответит чем-нибудь оскорбительным, и разговор закончится. И можно будет ехать на станцию. До поезда почти сутки… но денег на гостиницу должно хватить.
Стоп, о чем это я? Какая гостиница?! Я должна, я обязана… Он согласится! Не уеду отсюда, пока он…
– Как все просто у вас, – заметил Осоргин, кивнув в знак того, что именно этого и ожидал. – Однако после того, как вы изволите скончаться, государство непременно назначит опекуна. Уж на произвол судьбы несовершеннолетнего князя Кантакузина никак не бросит. Или бросит?.. М-да, всякое может быть…
Он поморщился, оборачиваясь к окну, за которым сверкал на солнце снег в парке и в просветах между деревьями видны были яркое небо и далекие горизонты. Татьяна Ивановна тоже посмотрела туда, раздраженно щурясь. Всю дорогу она прятала глаза от этого солнечного блеска, и здесь он преследовал ее, мешая разглядеть выражение лица хозяина Синих Ключей. С чего она взяла, что он станет ей помогать? Все ведь знают, что за человек. Ни одного доброго слова ни от кого не слышала.
– Однако, – продолжал Николай Павлович, по-прежнему не меняя интонации, – моего долга перед покойной супругой никто не отменял, да-с.
Он помолчал, то ли обдумывая сказанное, то ли просто разглядывая что-то в окне. Спустя секунду Кантакузина убедилась, что верно второе – шагнув к окну, Осоргин дернул край портьеры, мешавшей обзору, подался вперед и пробормотал что-то невнятное. На секунду ей показалось, что вот-вот он распахнет створки и выскочит на террасу, которую ленивая прислуга и не думала чистить от снега. Но вместо того он резко отступил, пошарил глазами по сторонам и, найдя шнур от звонка, дернул коротко и с силой. Кажется, к этому моменту он совершенно забыл о том, что в комнате, кроме него, кто-то есть.