Отступив немного, я превратил себя в человека. В этом облике зловонные испарения действовали на меня не так сильно. Да и вновь обретенный человеческий разум взял верх над инстинктом зверя. Кстати, Мармидон, несомненно, даже не замечал зловония.
Я вошел в его жилище. Опустившись на корточки, я потряс его за плечо. Свободной рукой вытащил нож.
– Вставай, ты!
Он забарахтался, проснулся и, увидев меня, застыл с разинутым ртом. Должно быть, я представлял собою весьма зловещее зрелище. На голое тело надето местами что-то черное и облегающее, а на лице нет и тени милосердия. Впрочем, и его лицо с ввалившимися глазами выглядело тоже неважно в этом мертвенном свете. Он не успел закричать – я зажал ему рот ладонью.
Щетина на небритой физиономии кололась. Тело посвященного колыхалось, как тесто.
– Тихо, – произнес я выразительно. – Или я выпущу тебе кишки.
Он показал знаками, что согласен, и я отпустил его.
– М-м-мистер Матучек… – шептал он и, съежившись, все старался отползти от меня, пока не наткнулся на стену.
Я кивнул:
– Пришел потолковать с тобой.
– Я… Как… О чем, во имя Господа?
– Верни мне мою дочь в целости и сохранности.
Мармидон чертил в воздухе кресты и другие знаки.
– Вы сошли с ума? – Он нашел в себе силы внимательно посмотреть на меня и сам ответил на свой вопрос: – Нет. Я могу сказать это твердо…
– Я не одержим демоном! – прорычал я. – И я не сумасшедший. Говори!
– Н-но мне нечего сказать. Ваша дочь? Я и не знал, что у вас есть дочь!
Мир закружился. Я попятился назад.
Он не лгал. Он не мог лгать в таком состоянии.
– А?.. – только и мог выдавить я.
Он немного успокоился, пошарил вокруг в поисках очков. Нащупав, нацепил их и, опустившись на тюфяк, вновь взглянул на меня.
– Это святая правда, – сказал он настойчиво. – Почему у меня должны быть сведения о вашей семье? Почему кто-то из вашей семьи должен оказаться здесь?
– Потому что вы сделались моими врагами!
Во мне опять закипела ярость.
Он покачал головой:
– Мы никогда не враждуем с человеком. Как мы можем сделаться его врагами? Мы исповедуем Евангелие Любви.
Я фыркнул. Он отвел глаза.
– Что ж. – Голос его дрогнул. – Все мы – сыны Адама. Мы тоже, как и любой другой, можем впасть в грех. Признаю, что тогда меня охватил гнев… когда вы выкинули… этот фокус… когда ваша хитрость заставила нас… заставила те невинные души…
Я взмахнул ножом. Лезвие сверкнуло…
– Прекрати болтать чепуху, Мармидон! Единственная невинная душа в этом деле – трехлетняя девочка. Ее похитили. Она в аду!
Его рот широко открылся, глаза выпучились, как у лягушки.
– Говори! – приказал я.