Это было сделано, чтобы обезопасить нас на тот случай, если обмену подвергнется лишь небольшая часть всего этого (и действительно, как вы понимаете, конечная масса обмена составила всего несколько фунтов).
Все суетились, выбирая на память грязь, бутылки с сильными кислотами, ружейные патроны, бритвенные лезвия и прочую дребедень.
Барни впоследствии соорудил управляемую фотоэлементами штуковину, которая воспламенила вещества массы обмена точно в момент выхода из нашей Вселенной. Полагаю, что той части ада, где эта масса материализовалась, сильно не поздоровилось.
С возвращением Валерии от подменыша, разумеется, и следа не осталось. Бедный комок плоти, надеюсь, что тебе позволили умереть!
Но тогда я не думал об этих вещах. Убедившись, что с нашей дочерью все в порядке, мы с Джинни кинулись друг другу в объятия. Наш первый поцелуй был прерван взрывом такой радости, такого счастья, что эхо его никогда не замолкнет в нас. «Я свободен! Отче наш…» И когда мы снова нашли в себе силы взглянуть на этот мир, Свартальф уже был только Свартальфом…
В моем мозгу раздался полный доброты голос:
«Да, за этот подвиг Янош Больян удостоился святости, и ему позволено занять место рядом с Богом. Как я рад! И как я рад, друзья мои, что мы победили и нанесли поражение врагам Всевышнего, а также что Валерия Стивеновна спасена! Признаюсь, что у меня есть для радости и собственные эгоистические основания. Увиденное в этом путешествии подсказало мне некоторые новые теоретические анализы… обработка…»
Я понял желание, которое Лобачевский постеснялся высказать откровенно, и сам предложил:
– Вам бы хотелось задержаться здесь еще на некоторое время?
«Честно говоря, да. На несколько дней. Потом я действительно должен вернуться обратно. Это было бы замечательно – заниматься исследованиями, став как бы снова не просто душой, а обычным человеком. Это было бы очень интересно, Стивен Павлович. Было бы крайне любопытно посмотреть, на что ты способен, оказавшись вновь человеком. Умоляю вас, уважаемый друг, не рассматривайте сказанное как просьбу. Ваша жена и вы сами рисковали своей жизнью, испытывая такие лишения. Вы находились под страхом потери того, что значит для вас больше, чем даже ваша взаимная любовь. Вы, конечно, хотите отпраздновать вашу замечательную победу. Но, поверьте мне, я бы никогда себе не позволил такое неделикатное отношение…»
Я нежно и чуть задумчиво глядел на Джинни и мысленно отвечал:
«Я понимаю, что вы подразумеваете, Ник. Я всегда готов на это – „праздновать“ со своей Джинни. Я хочу, чтобы вся наша жизнь стала сплошным праздником, каждая мельчайшая ее секунда. И пусть так и будет, пока мы совсем не состаримся. Но вы забываете, что наша грешная плоть ограничена не только духовно, но и физически. Джинни нужно как следует отдохнуть. Да и мне не мешало бы. Но мне и хочется увидеть, как то, что вы напишете, появится в каком-нибудь соответствующем издании. Это будет здорово способствовать нашей популярности…»