Вершины Саянских гор обозначились на ночном небе. Казалось, что они стали еще черней от забелевшего за ними света.
Ровный белый свет стал быстро опускаться в ущелье. На черном дне заблестела ломаная полоска реки. Красный огонь костра на скале побледнел, стал почти невидим.
У костра сидел ярославец. Один там был Степан, без товарищей. В глухой тайге, в безлюдных Саянских горах. Бывает же, что не посчастливится… Не повезло дома, пошел искать себе счастья. Говорили люди, что в Сибири земли много, по ручьям золото копают, по рекам лес сплавляют. Всю реку, говорили, лесом запруживают. Да вон он, лес, кругом стоит; лесу – что травы, а какой в нем толк! Лес не распашешь. Рвал его Степан, корчевал, думал очистить место для запашки. Да разве вдвоем с бабой одолеешь проклятые пни да коренья! А к соседям не приступись: одно слово – кержаки.
Зло глянул Степан на тайгу. Из черноты все зеленее и зеленее вставала тайга кругом, обступила и молчит: насупилась, пихты да ели.
– Кержаки те же! – сказал Степан и плюнул в костер.
Где-то из лесу в ущелье глухо заукала немая таежная кукушка.
– Подавилась! Кто ее за глотку держит?.. И птица тут нескладная. К черту б все – да домой.
И таким приветливым родное село вспомнилось. И солнце ярче, и елки по-другому смотрят. А улица – все дома улыбаются. Да ведь пять тысяч верст пешком не отмеришь. А на поезд где деньги взять? Говорят, золота в Сибири сколько, в ручьях ведь люди моют, – чего зевать? И пристал Степан к «старателям», кустарям-золотомоям.
Опять незадача – как ни бился Степан, только на харчи и вырабатывал. Вспомнил, что жена на заимке одна осталась. Показали ему тропу, и махнул Степан тайгой на перевал к своей заимке.
Перевалил хребет – и вот сидит у костра, дожидается света, бросает хвойные лапы в огонь.
Пискнула в траве мышь и серым клубочком покатилась прямо Степану под ноги. За ней метнулся из травы головастый темный зверек, не больше котенка. Он в два прыжка придавил мышь у самых колен человека.
Степан быстро прихлопнул зверька ладонью и зажал в руке. Он сам не знал, зачем это сделал, – просто так, сама рука упала. Зверек выпустил из пастишки мертвую мышь и забился, завертелся. Держит его Степан, а тот вот-вот шею вывихнет – норовит вцепиться Степану в руку.