– Не, ты понял?! – желчно обратился Грим к майору. – Он тут всё захапал, от кладбища до ресторанов. Мы тут все у него живем и гниём, в его городе! Мы все, получается, блядовцы! – ёрничал Грим, но злость его была сценически искренней.
– Я тебе вот что скажу… – Грим взял Данияра под локоток. – Я с твоим хозяином на одном гектаре срать не сяду. Ты мою мысль понял?
– Ой бай! – восхитился Данияр и замечтал, наверное, представил гектар, посреди которого в полном одиночестве гадит Лядов.
– И никто из нас с ним на гектаре не сядет! – уточнил мысль Грима майор.
– Ой бай! – опять воскликнул Данияр и бросил взгляд на генерала, которого на гектаре тоже не будет рядом с Лядовым. – Я, дорогой, эту мысль понял…
– Поэтому! – с назидательным упором произнес Грим. – Нам за счет заведения твоего хозяина ничего не надо!
По лицу Данияра скользнула радость, но на всякий случай он безнадежным голосом протянул:
– Хозяин сказал… Его слово для меня закон.
– То, что он сказал, это для тебя закон, а для нас оскорбление, понял? – спросил Грим.
– Какой красивый мысль! – Радость полностью овладела Данияром. – Ты хочешь заплатить? Ты гордый человек! Ты был бы настоящий узбек! – польстил Гриму Данияр. – Только ты хозяину не говори… – Данияр сиял, теперь он затраты на стол повесит на хозяина, а оплату банкета наличными положит в карман.
– Он тебе заплатит, сколько скажешь, – Грим указал на майора, и они вернулись за стол, где уже гудело смехом, говором, звоном посуды дружное веселье. Только одноглазый капитан, полностью овладев вниманием Ефима Моисеевича, рассказывал ему:
– Я ему говорю, ты заделай мне стеклянный глаз, чтобы был как настоящий. А он, сука очкастая, спрашивает: зачем тебе эта бутафория, ты щас как Кутузов, а будешь как Азазелло! Представляешь, прямо так и оскорбил, сказал – будешь как Азазелло!
– А зачем вам стеклянный глаз? – поинтересовался быстро окосевший Ефим Моисеевич, с лёгким ужасом глядя на одноглазого капитана и пытаясь отстраниться от него, словно ему явился натуральный Азазелло. – Это такие расходы…
– А я ему, значит, говорю, как зачем, я жениться хочу! Я же не могу жену одним глазом сверлить!
– Тогда, конечно, – согласился Ефим Моисеевич, – когда смотришь за женой в оба глаза, это совсем другое дело!
После заместителей комдива майор дал слово их женам, чем отвлек их от увлекательного занятия. Женщины зыркали на грудь графини и страстно шушукались. Декольте Марии Владимировны было прикрыто до горла чем-то неуловимо розоватым, сумрачно поблескивающим, тяжелым даже на глаз… От этой таинственной штуки супруги комсостава пребывали в неистовстве, шипели друг другу: