– Следуйте за мной, – пригласила Серая.
Логово цоистов находилось в подвале. Серая отворила металлическую дверь. Терпкий дух человеческого жилья заструился вверх по лестнице. Я вошел, следом – Марина, и уже за нами – Устин с Ярославом.
Это было большое помещение с черными стенами и закопченным потолком; у дальней стены возвышалась статуя человека с гитарой, украшенная бусами из человеческих черепов; в углах – груды тряпья, должно быть, служащие цоистам постелью. Посреди помещения горел костер, у которого грелись двое. Еще трое сидели на коленях рядом со статуей, но, как только мы вошли, они вскочили на ноги и все как один уставились на нас.
– Братья и сестры, – обратилась к ним Серая. – Это…
– Андрей.
– Марина.
– Андрей и Марина едва не погибли, и мы решили привести их сюда.
– Лучше бы пожрать принесли!
– А тебе бы, Антон, только жрать да жрать, – заметила Серая, строго глядя на длинноволосого парня со сломанным носом. – Лучше бы ты чаще молился!
– Он молится, – словно оправдываясь, сказала пожилая женщина, стоящая рядом с Антоном. – Он молится, госпожа!
Госпожа! Так вот, значит, кто здесь главный. Впрочем, это можно было понять и раньше по горделиво-холодному тону, с которым Серая разговаривала с Устином и Ярославом.
– Располагайтесь, – кивнула мне Серая. – Вы теперь под защитой стен Храма великого Цоя.
– Цой – жив! – эхом отозвались сектанты.
– Апрель, помоги мне раздеться.
Апрель, невысокая белокурая девушка, бросилась к госпоже. Она приняла у Серой короткую шубу, – та осталась в свитере, четко очерчивающем небольшую грудь. Сняла с нее шапку. Череп Серой был голым, как яйцо; на макушке, плавно переходя в затылок, расположилось вытатуированное изображение все того же длинноволосого гитариста.
– Вы, должно быть, голодны?
– Да, – поспешно признался я.
– Рудольф!
– Моя госпожа?
Из светового круга выступил коренастый мужик. Он, набычившись, посмотрел на меня. В плотоядном блеске этих желтоватых глаз я узнал собрата – игрока. Возможно, этот Рудольф никогда не был в Джунглях, но ему явно знакома борьба за Теплую Птицу, в которой он, похоже, преуспел, не останавливаясь ни перед чем.
– У нас есть что-нибудь съестное, Рудольф?
– Сухари, госпожа, да и тех немного.
– Дай им по одному.
По тому, как изменился, – смягчился, потеплел – взгляд Рудольфа, когда он посмотрел на свою госпожу, я понял: эти двое любовники. И тогда мне стало ясно, как именно устроена эта секта. В основе ее – страх, а вовсе не вера. Все эти Ярославы, Устины, Антоны смертельно боятся Рудольфа, который в своем изодранном тулупе, надетом мехом наружу, похож на зверя, только что покинувшего Джунгли.