– Посмотрите, мальчики.
В кувшине, разрезая воду трепещущими плавничками, плавает Серебристая Рыбка.
Свеча, замигав, погасла.
– Что ж, пора, – поднялся Христо, дождавшись, пока Букашка зажжет новую.
Я и Киркоров обернули Снегиря холщовой материей. Он был холодный, как лед. Подняв, понесли вслед за Букашкой.
На улице завывала метель, и к ее завыванью примешивалось нечто постороннее, живое.
– Воют, – проговорил Вовочка, зябко кутаясь в бушлат. – Почуяли, звери, что хозяин ушел.
Это и вправду выли псы Снегиря.
Река несла куда-то зеленоватые воды. Мутная луна смотрела на шестерых людей, провожающих в последний путь седьмого. Неподвижность и тишина, тишина и неподвижность…
– Друзья мои, – негромко сказал Христо, – Братья мои, сестры мои. Где-то там, на небе, есть кто-то, я знаю, – трудно в это поверить, – я и сам, кажется, не верю, но кто-то есть. Этот кто-то, плохой он либо хороший, ждет всех нас. Ждет – и это значит, мы не одиноки. Нет с нами Снегиря, – его голос сорвался. – Он отправился к тому, кто ждет его. И к тому, что его ждет. Надеюсь, нашего Снегиря ждет только хорошее…
Букашка заплакала. Киркоров, сопя, привязал к ногам покойника тяжелый камень.
Удар тела о воду резко, словно выстрел, разорвал тишину. Туча брызг окутала Снегиря и медленно утянула на дно. Наконец, все успокоилось, лишь расходящиеся к противоположному берегу круги напоминали, где исчез человек. Скоро пропали и они.
– Покойся с миром, Снегирь, – произнесла Марина.
Некоторое время мы все стояли, глядя на реку. Каждый думал о своем.
– Идемте, – сказал Христо. – Нужно поесть и ложиться спать. Мы живы, а живым это необходимо.
– Андрей.
Непрочный сон покинул меня. Лицо Марины белело в темноте.
– Да?
– Обними меня.
– Марина, нужно спать.
– Мне холодно.
Сущий ребенок! Я повернулся на постели и крепко обнял ее. Лицо Марины влажное, губы соленые.
– Плачешь?
– Жалко Снегиря.
– Да, – я вздохнул. – Он был настоящий.
– Настоящий кто?
– Ну, друг настоящий. Человек настоящий.
– А.
Она высвободилась из объятий и села, обхватив руками колени.
Из коридора донеслись неторопливые шаги. Букашка совершала ночной обход.
– Андрей, ты когда-нибудь представлял себе возрожденный мир?
Серебристая Рыбка заскользила перед моими глазами.
– Нет, не представлял, – соврал я.
– А вот я часто представляю, – задумчиво сказала Марина. – Знаешь, Андрей, как бывает: насмотришься на все эти зверства, и на душе усталость, неверие ни во что, просто… хочется умереть. Я тогда закрою глаза, и вот он, мир Христо.
– Христо?
– Не только Христо, но и мой, и твой, и всех хороших людей. Я вижу дома – не те бетонные коробки, что служили бывшим, а деревянные – непременно деревянные – красивые дома. Люди, живущие в них, приветливы и внимательны друг к другу, они вместе трудятся, вместе едят, вместе растят своих детей. Андрей, ты когда-нибудь видел в Джунглях детей?