Темнота и лабиринт, наполненный страхами, радостями и болями. Лабиринт, построенный на обломках памяти, в который не войти, из которого не выбраться.
Овощи не видят снов.
Что-то начало расти внутри меня – вся моя жизнь в Русских Джунглях набухала, как овощ.
– Просыпайся.
Отец Никодим отстранился, Епифанцев захихикал.
– Просыпайся! – заорал я и ударил рыжеволосую женщину по щеке. Даже краткое соприкосновение передало холод ее тела.
Блуждающие в лабиринте. Ау! Сюда! Выход здесь!
– Просыпайтесь.
Я побежал вдоль нижнего яруса.
– Просыпайтесь!
Отец Никодим что-то крикнул.
Стена. Я остановился. У лабиринта нет выхода.
– Ахмат!
Глава ОСОБи улыбался, пока я подходил. Епифанцев вытирал ладонью выступивший пот.
– Посмотри-ка, Ахмат.
Рыжеволосая женщина сидела на нарах, тараща на нас непонимающие глаза. Ее губы пошевелились (синеватые, тонкие), но не издали ни звука.
– Черт подери, – сказал Епифанцев.– Впервые такое вижу.
– Что такое? – обратился к нему отец Никодим, на лице которого еще не угасла улыбка.
– Впервые вижу, чтобы овоща разбудили, ваш крест, – работник теплицы вытер взмокшие ладони о серую ткань робы, – обычно они либо сами просыпаются, либо вообще не просыпаются.
– Не думаю, что ее разбудил Ахмат, – задумался отец Никодим. – Скорее, просто настал ее час. Эй.
Он помахал рукой перед глазами женщины. Та не среагировала.
– Бесполезно, ваш крест, – ухмыльнулся Епифанцев. – После пробуждения овощу надо дней пять, чтоб оклематься. Бывают, конечно, исключения, но эта явно не из них.
– Хорошо, Епифанцев, вызывай людей. Пойдем, Ахмат.
Мы направились к стеклянной двери. Отец Никодим обернулся.
– Да, и еще, – он выразительно кивнул на неподвижно сидящую на нарах женщину. – Держи свой хуй на привязи, а то я тебя знаю.
Епифанцев почтительно закивал головой.
На последнем этаже башни дверь с лестничной клетки была металлической, а не стеклянной, и у нее дежурили сразу два автоматчика. Отец Никодим кивнул одному из них и тот, выудив из кармана длинный ключ, отпер дверь. Мы вошли. Дверь с лязгом захлопнулась.
Широкий полукруг стены украшали потускневшие, но все еще яркие рисунки. Дети пускают воздушного змея, играют в мяч, сидят за партами. Похожие рисунки – на высоком потолке.
– Ахмат, – негромко сказал отец Никодим (похоже, здесь он почувствовал себя неуютно). – Постарайся не выкинуть коленец, как в теплице. Я, конечно, все понимаю, но Лорд-мэр – это не овощи, которых нужно будить.
– Обещаю, ваш крест.
Глава ОСОБи подошел к двери с проржавевшей табличкой (черные буквы «ДИРЕКТОР» едва читались), взялся за круглую ручку, взглянул на меня и повернул ручку.