В Париже он прожил уже семь лет и настрочил еще пять романов. Устав от приключений с парижанками, изменчивый нрав которых так и остался для него непостижим, он выбрал холостяцкую жизнь, а может, холостяцкая жизнь выбрала его.
Следующие пять романов не имели того успеха, на который он надеялся, – во всяком случае, в Европе и Штатах они прошли почти незамеченными, зато по неведомым ему причинам пользовались огромной популярностью в Азии, особенно в Корее.
Уже несколько лет Пол состоял в любовной связи со своей корейской переводчицей. Кионг навещала его дважды в год, всякий раз не более чем на неделю. Он был увлечен ею сильнее, чем был готов признаться даже самому себе. Единственная проблема общения с ней состояла в его неумении подыскивать правильные слова.
Кионг была молчалива, а Пол ненавидел молчать. Он часто задавался вопросом, не для того ли взялся за перо, чтобы зачеркнуть безмолвие, заполнить чернилами все пробелы. Они с Кионг проводили вместе четырнадцать с половиной дней в году, считая дорогу из аэропорта и в аэропорт. Когда она прилетала, он часами ее рассматривал, не понимая, действительно ли она красива или только в его глазах. У нее было такое необычное лицо, а взгляд, когда они занимались любовью, – такой проницательный, что он уже начал побаиваться, не имеет ли дело с инопланетянкой.
Виделись они редко, но выработали свои привычки и традиции. Выбираясь в Париж, она любила бывать в кинотеатре на улице Аполлинера. Можно было подумать, что кинозал для нее важнее фильма, который там крутили. Еще она любила перейти через Сену по мосту Искусств, поесть мороженого в «Бертийоне» даже в разгар зимы. Ей нравилось читать французские газеты, пропадать в книжных лавках, гулять по Марэ и пешеходным дорожкам квартала Ле-Аль, ходить пешком вверх по улице Бельвиль, хотя куда проще было бы по ней спускаться. Нравилось в ясный денек попить чаю в саду Музея романтической жизни на улице Шапталь, осмотреть коллекцию Камондо на улице Монсо, нравилось получать в подарок от Пола цветы и по пути к нему домой составлять из них букет. Нравилось выбирать сыры на прилавке Ванно, сыровара, торговавшего плодами своего труда неподалеку от дома Пола, нравилось, когда Пол смотрел на нее и желал ее. Его книги нравились ей меньше, но они связали их прочными узами.
Когда Кионг была далеко, она занимала все его мысли – возможно, даже больше, чем когда она была рядом. Почему она была для него так неотразима, почему ему ее не хватало?
Стоило ему дописать очередной роман, как она заявлялась к нему. Не подверженная утомлению, наваливающемуся на всякого нормального человека после одиннадцатичасового перелета, она источала свежесть. Сначала был умеренный обед в одном и том же кафе «Ле Марше» на углу улиц Бретань и Шарло – неизменные яйца под майонезом, тартинка и мороженое ассорти (вероятно, он был волшебным средством, позволявшим легко пережить смену часовых поясов, и эта идея заслуживала научной проверки); затем – привычные расспросы о том, откуда родом куры, снесшие съеденные ею яйца (на случай, если кафе, не дай бог, закроется), а далее они шли в квартиру Пола. Кионг принимала душ, а затем усаживалась за его письменный стол и читала. Пол присаживался напротив, в ногах кровати, и смотрел на нее. Это было прискорбной тратой времени, потому что все время, пока читала, она сохраняла невозмутимость. Ему казалось, что от ее оценки романа будет зависеть, станет ли она с ним спать. Чем больше ее устраивало прочитанное, тем более обильными ласками она его потом одаривала. По этой причине, а также в ожидании емких комментариев своей переводчицы, которой Пол был обязан существенной частью своих доходов – ведь он зависел от своих корейских гонораров, – он предвкушал момент, когда она перейдет от интеллектуальных утех к плотским.