— И Хиллестрем был продуктом этого процесса?
— Во всяком случае, отчасти. У него, конечно, были свои талант и фантазия, но в то же время он работал под присмотром Тараваля. Это был один из выдающихся французских художников, работавших во дворце, и ему Тессин поручил создать для обучения местных шведских талантов художественную академию, позднее ставшую Королевской Академией художеств. А Хиллестрем начинал, собственно, как ткач. Он сделал, в частности, ковер под серебряный трон королевы Кристины в Королевском зале. Потом он поехал в Париж и стал учеником Буше.
— Того, что написал «Рождение Венеры»?
— Именно. Благодаря Карлу Густаву Тессину она висит сейчас в Национальном музее. Что интересно, Хиллестрем все более реалистически отображал в своих картинах действительность, и это имело огромное значение для наших представлений о конце XVIII века. Он рисовал, например, интерьеры в шахтах и кузницах, оставил после себя детальные изображения шведов в народных костюмах.
— Ты прочел мне целую лекцию, — улыбнулся я. — Бери еще печенье.
— Охотно.
— К вопросу об искусстве и музеях. Теперь перед тобой зеленый свет?
Он вопросительно смотрел на меня, будто не понимая, о чем идет речь.
— Я имею в виду назначение на пост директора.
— Рано еще говорить. — Гуннар Нерман выглядел озабоченным. — Хотя это и не исключено. Если бы не случившееся с Андерсом, не эта трагедия… Он был действительно достоин этого поста. Не то, чтобы я не хотел тоже занять его, но надо быть честным. Андерс был бы лучше. У него передо мной был плюс, и он заключался в том, что у него было больше терпения и интереса к персоналу. Это, к сожалению, не моя сильная сторона. Я хочу иметь результат, стремлюсь к тому, чтобы все делалось сразу, без массы ненужных разговоров. — Он улыбнулся и взял еще одно кокосовое печенье.
— Да, это была действительно трагедия. Я тоже много думал о случившемся. Потому что он ведь не умел плавать.
— В самом деле? Очень странно.
— Это связано с моральной травмой, пережитой им в детстве, когда он чуть не утонул. Я знаю, так как сам присутствовал при этом. Я, собственно, и вытащил его из воды.
— Не знаю, но алкоголь, наверное, сделал свое. Никто, впрочем, не перебрал в тот вечер. И меньше всех Андерс. К тому же у меня такое чувство, что он накачался еще чем-то. Но о мертвых, как говорили римляне, или хорошо, или ничего, — добавил он быстро. — К тому же все уже в прошлом.
— Я не знаю, — сказал я и посмотрел ему прямо в глаза. — Надеюсь, что это так, но не уверен.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне кажется, что его убили. И я намерен выяснить, кто это сделал.