Все облегчённо вздохнули, радуясь столь удачному разрешению кризиса, и уселись за стол определять дураков. Впрочем, много времени этот процесс не занял – дураки определились быстро и отправились по своим демократическим правым и малым делам. И вовремя. Потому что на улице уже нетерпеливо топтался Марш Несогласованных, готовых – ещё полчасика и – разъехаться по дачам кушать шашлык с красным грузинским вином и девочками. Причём, всем своим составом, все десять человек. Даже упыри, застоявшись без дела, повылазили из автобусов и принялись разминать свои затёкшие, крепко сбитые тела. Их главный, в чине майора даже подошёл к старшему несогласованному и стрельнул папироску.
– Это самое … Слышь, командир … может это … чё без дела-то сидеть?… Может, мы вас это самое … помнём малость, да и это самое … разбежимся по домам? А то хлопцы совсем уж … это самое … подзапрели в бронниках-то.
А четвёрка паханов до самого раннего утра, не щадя ни сил, ни живота своего определяла расстановку политических сил в мёртвом городе на ближайшие пять лет. Как легла карта на сей раз – секрета не составляет, да и интереса тоже. Поэтому останавливаться на данном вопросе и всерьёз обсуждать его не имеет никакого смысла.
– Дурдом! Полный дурдом!
Человек продолжал своё движение по безлюдным, тёмным проспектам, улицам и переулкам в поисках живых, пока вдруг почти случайно не обратил внимание на нечто необычное, показавшееся его опытному глазу не вполне характерным для мёртвого города. За столиком летнего кафе сидел монашек в чёрном долгополом подрясничке и в старой заношенной скуфейке на голове. Само по себе это обстоятельство не казалось чем-то из ряда вон выходящим, хотя монах за столиком в кафе – явление не обыденное. Ну, устал человек от трудов праведных, разморило его палящее летнее солнышко, вот и заглянул он на минутку-другую в прохладный тенёк уютного летнего заведения кваску испить да семечек полускать. Что ж тут особенного? Не хорошо, конечно, но и не смертельно. Так-то оно так, ежели б семечек да с кваском. Но то, с какой страстью монашек уплетал огромную телячью отбивную с кровью да запивал при этом из высокой запотевшей кружки янтарным пенным напитком, было не совсем в правилах даже такой сомнительной организации, как мёртворождённая РПЦ МП[31]. Причём по влажной от пота, раскрасневшейся физиономии монашка да по замутнённому взору его бегающих глазок было понятно, что кружка эта далеко не первая и, дай Бог, не последняя. Ладно ещё, если бы митрополит какой-нибудь, или епископ на худой конец. Этим ребятам терять нечего, у них или уже всё есть или всё непременно будет. Не шибко удивило бы присутствие в светском кафе за трапезой и местного московского протопопа – эти служители так же не особо чуждаются маленьких мирских утех. Хотя рясу и крест предварительно снимают и прячут на заднем диване чёрного джипа, не подозревая, видимо, что эти атрибуты давно уже им с успехом заменяют окладистая борода лопатой и пузо, которому позавидовал бы даже опытный гаишник. Но чтоб простой монашек!? Что не говори, а внешнюю чистоту своих нижних рядов в МП блюли строго. Вертикаль церковной власти, как и её светская прародительница, работала чётко, без сбоев. Но даже не это так поразило и привлекло внимание человека. В конце концов, на пьяных и сытых сотрудников РПЦ МП он насмотрелся вдоволь, не составляла исключение так же и содомская ориентация многих, ой, многих из них. Но вся эта мерзость тщательно скрывалась от глаз суетного мира за тяжёлыми каменными стенами обителей. А тут открыто, средь бела дня, в центре города …. Создавалось впечатление, будто вовсе не открыто, а один на один с девственной природой, наивно подпав под влияние её естественных потребностей, будто, так же как и сам человек, монашек просто не видел укоризненных взглядов мертвецов-призраков, будучи сам не от их мира. Всё это выдавало в нём живого.