– За баб! Вставай, бдя бдядливая, за баб стоя!
– Замечательный тост, превосходительство! Просто…, ык…, шикарный тост! Как тебе удаётся…, ык…, всегда так ёмко говорить? Я балдею ваще! – закосевший следопыт, потеряв всякую субординацию и ориентацию в пространстве, встал с третьей попытки. – За баб, мать их так! Ура-а! – залпом выпил свой стакан и, рухнув в кресло, снова ввязался в неравный поединок с груздем.
Наконец, его усилия увенчались успехом, и наколотый на острые зубья вилки гриб поплыл-таки, описывая сложную траекторию в пространстве, от миски к разинутому настежь рту.
– Так кто, говоришь, крестик-то забыл?
С трудом добравшийся до места назначения груздь так и завис в воздухе над нижней челюстью Нычкина. Затем, повисев немного, сорвался вниз и покатился по жиденькой бородёнке, по щегольски подогнанному и отглаженному кителю к ногам, плюхнувшись на грязный пол. В застывшее от неожиданности лицо рыцаря невидимого фронта, не мигая, смотрели суровые, абсолютно трезвые глаза грозного полковника.
– Дык, намедни-то…, с этой… с молодухой-то изволили… париться…, ещё спинку чтоб, говорили, потереть… – заикаясь, пролепетал не вполне протрезвевший опричник.
– Смотри, бдя морковная, обхитрить меня хочешь? Себя обхитришь, – голос старшого был тих и спокоен, а взгляд немигающих глаз теперь выражал твёрдость и решительность, непреклонную волю и хладнокровие льва перед решающим броском. – Как, говоришь, фамилия твоя? Нычкин? Это какого же рода-племени вы будете, господин есаул? Из откудова это вас занесло в наши северные просторы? Какими ветрами надуло? Среди казаков российских такой фамилии я, пожалуй, и не встречал вовсе. А не копнуть ли нам тебя по родословной? Поглубже. Хотя, ни к чему и поглубже, его ведь только тронь, всплывёт.
По налившимся красным глазам есаула было видно, что слова сии не пришлись ему по сердцу, отчего он готов был даже вспылить, не отступая, ответить на атаку другой, более лихой, победоносной атакой. И по всему выходило, что основания для такого контрнаступления у него имеются. Но огненная горячность его взгляда вдруг утихла, глаза снова обесцветились, забегали, заиграли в какую-то им одним ведомую игру и, постепенно наливаясь жёлто-зелёным, сузились в лукавую, для опытного христианского взгляда не предвещающую ничего хорошего улыбку.
– Ваше превос… высокопревосходительство! Господин полковник! Я нет… я ничего такого не имел ввиду…. Между прочим, вы меня неправильно поняли… – залепетали уста, заикаясь. Но глаза, немигающий взгляд жёлто-зелёных кошачьих глаз недвусмысленно говорил о наличии в них мысли и твёрдой, непреклонной воли.