– Едросса, дорогая, – произнёс сидящий в кресле, не меняя позы и не открывая глаз, – Оставь ты эту свою чрезвычайную обороноспособность, она таки не понадобится. Не надо брать штурмом крепость, тем более что она таки наша.
Бабища-медведица послушно обмякла, кротко, как смиренная овечка вернулась на место и продолжила своё занятие, как ни в чём не бывало.
– Зачем ты явилась? – обратился сидящий на троне уже к черноволосой ведьме. – Разве я звал тебя? Или я не говорил тебе, чтобы ты не искала меня? Хочешь всё дело испортить?
– Прости, господин, – виновато произнесла голая женщина, слегка поклонившись. И в этот миг смирения и кротости она была настолько мила и прекрасна, что ни один смертный не устоял бы сейчас против её очарования. Но сидящий не был ни только простым, но даже смертным. – Я хотела только доложить тебе, что твоё поручение я выполнила, как обещала. Полковник мой и сделает всё, что я пожелаю. В этом можешь быть уверен.
Она подняла взор, гордо выпрямила точёную спину, лёгким и быстрым движением очаровательной головки закинула за спину густую гриву длинных и чёрных как смоль волос. И вот уже перед троном стояла не покорная рабыня, но властная царица.
– И если ты считаешь, что моя безупречная служба тебе на протяжении почти пяти веков недостаточна для малого вознаграждения, которого жду и которого жажду столько времени, то я немедленно улечу назад и продолжу покорно ждать. Но помни, что я женщина, и ждать мне нестерпимо трудно.
Она повернулась и собралась уж ступить на верхнюю ступень лестницы, но тот остановил её.
– Ладно, ладно, – сказал он, слегка раздражённо, – ох уж мне эти женщины, никакой выдержки, никакого самообладания, одни капризы. Пятьсот лет… Я тысячи лет жду, выжидаю терпеливо каждого момента, каждого удачного случая … чтобы подставить ножку. И не упускаю такие случаи, даже самые незначительные, самые крохотные. Из них я сплетаю ткань моей победы, моего торжества, не надеясь, не рассчитывая не только на вознаграждение, ибо награждать меня некому, – сидящий на троне неуловимо быстрым движением зыркнул одним глазом не блудницу, как бы убеждаясь в эффективности своего монолога, – но даже на простую благодарность от тех, кому даю почёт, деньги, славу, власть – всё, о чём они не могли бы даже мечтать, не будь меня. А в ответ только нытьё и ненасытное, жадное ДАЙ. Как я устал! Свиньи, неблагодарные свиньи…
Он оторвал от спинки кресла голову с тщательно и гламурно зализанными назад редкими бесцветными волосами, нехотя и лениво поднял от подлокотника правую руку и театрально положил высокий умный лоб на тонкие пальцы. Затем снова на мгновение скосил глаз на женщину и вернулся в страдальческую позу.