– Ты нашёл меня, любимый, иди ко мне, я подарю тебе цветок папоротника, самый чудесный и прекрасный из всех, существующих на земле цветов, – произнесла она страстно и призывно, грациозно, по-кошачьи выгнув спину и протягивая ко мне зовущие руки.
Я невольно затормозился в порыве, влекущем меня к ней, остановился и замер на пороге раскрывшихся настежь передо мной дверей к цели, к которой рвался сломя голову ещё секунду назад. Слова, которые я услышал, не то чтобы оттолкнули меня, или не отвечали моему собственному желанию в этот момент – они просто не могли принадлежать моей Насте и произнесены были хоть и страстным, жаждущим, но совершенно чужим, не её голосом.
– Ну что же ты медлишь, али не мила я тебе? Али красота девичья не радует глаз твой? – она говорила быстро, умоляюще глядя в мои глаза, будто боялась, что кто-то или что-то прервёт её, и она не успеет высказать всё то, что давно лежало на сердце тяжёлым, давящим грузом. – Люб ты мне, князь. Давно уж, много лет образ твой не покидает мыслей моих. Как увидела тебя, так загорелось сердечко пожаром великим, неугасимым. Тогда решила – не я буду, не пощажу ни жизни своей, ни чести, ни самой души, а только никому не отдам тебя. Мне ведь только одного и надо-то – только тебя, сокол мой, яхонтовый мой.
Не отрывая от русалки пристального взгляда, я осторожно протянул руку и сорвал с её головы «парик» из речных трав и цветов. На плечи упали длинные, густые, чёрные как смоль волосы.
– Ты не Настя, – только и смог вымолвить я. – Кто ты? Как ты сюда попала?
– Я та, чей венок ты выловил в реке, – шептала она дрожащим от вожделения голосом, медленно, но неуклонно приближаясь, – та, которую ты преследовал в лесной чаще с неистовством хищного зверя, кого ты жаждал, продираясь сквозь колючие, больно ранящие тело заросли, кого ты покорил своим неуёмным желанием обладать, кого всеми этими действиями ты выбрал себе в невесты. Так не останавливайся же на полпути, сделай её своей женой прямо сейчас, немедленно, сию минуту…
Она набросилась на меня, как хищный морской спрут – опутала, оплела тело вездесущими руками, завладела своим горячим влажным ртом моими губами, буквально впилась в меня, словно желая выпить, высосать из плоти душу всю до капельки. Извергала при этом из гортани такие вздохи и стоны, что мне стало вдруг страшно. По телу побежали, толкая друг друга, толпы мурашек, а лоб покрылся тяжёлыми и холодными каплями пота. Я с силой, которой никогда раньше не ожидал от себя, способной, казалось, свалить великана, оторвал её руки и оттолкнул бестию прочь, спасаясь от неминуемей гибели. Затем я вскочил на ноги и приготовился к новой атаке. Но она и не думала нападать, а свернувшись в густой траве маленьким беззащитным комочком, горько заплакала навзрыд, содрогаясь всем телом. Мне вдруг стало совестно за себя и жаль её, как бывает когда, не рассчитав силы, причиняешь боль разыгравшемуся котёнку, случайно оставившему на твоей руке тоненькие кровоточащие царапины. Я нагнулся к ней и попытался успокоить, объяснить насколько хватит слов, что произошла ошибка, что я перепутал её с другой девушкой. Но стоило мне коснуться плеча русалки, как она вскочила с земли и, стоя передо мной на коленях, стала целовать мне руки, обливая их горючими слезами.