Какая мне разница, если в 12 ночи я стану не знаю кем — может, первым премьером, может, последним ассенизатором. Правда, ненадолго — на неделю. Вот, может быть, поэтому я ее и убил так легко. Она даже не испугалась. Просто потому, что не поверила, когда я вату, пропитанную эфиром, из кармана комбинезона потянул. Ватка с эфиром… рука на рот и нос, пять минут. И никаких следов. Еще пять минут, чтобы разрегулировать машину. Да так, чтобы внешне ничего не изменилось, но чтобы она перестала стандартизацию генофонда производить. Ну и пять минут на то, чтобы все в порядок привести и ноги унести. Еле успел. Странно, правда, что дежурную у пульта Всеобщего Генетического Стандартизатора посреди дежурства внезапно смерть, как в старину писали, настигла, но… все бывает. Да и то — разве это проблема? — должность и пяти минут не пустовала.
Но сначала мы… немного поговорили. Я пытался убедить ее, что машину надо отключить. А она возражала: ну зачем это надо, чтобы люди все разные были — кто-то же уродом получится. Ростом не выйдет или в дверь проходить не сможет. Или кожа не такая, или рожа, как в древности говорили. Я тебе подхожу? — придется спрашивать. Как в драмах Шекспира, которые мы в курсе истории в школе изучали. Вот тут-то я и понял, что убью ее, потому что убедить не удастся. И она врет, не об уродах она беспокоится, ей-то это уже не грозит. А о том, что кто-то красивый родиться может.
Откуда я знаю, что люди разные могут быть и что такое красивый? Это не слишком большой секрет. Биологии с историей в школах учат. А что от всего этого в голове остается — это уж личное дело каждого. У меня вот все осталось, так что кому, как не мне, остается — все это делать. А люди не только могут быть разные, они сто лет назад и были все разные.
Насчет красоты — тут ситуация сложнее. Две вещи эту систему разрушили. Первая — журнал. Древний, еще на бумаге. PLAYBOY. Как он ко мне попал — не скажу. Потому что не уверен, что систему до конца поломать удалось. Вдруг все обратно вернется?
Но когда я этот журнал посмотрел, я понял… нет, не могу объяснить. Примерно так. Понял, что желание может быть разным. Тогда надо говорить «желания», верно? И я понял, что такое разные желания. И еще. На картинку с женщиной смотреть приятно? Но акт совершить приятнее. Так во сколько раз акт приятнее, во столько же раз и удовольствие от разных женщин должно быть больше удовольствия от разных картинок. Точнее сказать — от разнообразия. И решил я, что систему, когда все люди на одно лицо, надо ломать.
Это в свое время величайшее открытие было, что можно всех людей на одно лицо сделать. Собственно, идею великий мудрец древности Пан Станислав предложил. Помню, я еще на экзамене сказал, что Пан — это имя, а Станислав — фамилия, а меня поправили, что наоборот. Разницы-то, когда никто не знает, что такое «фамилия», и в учебнике этого нет, и преподаватели не знают… Но я спорить не стал. Сто лет назад ученые машину построили, которая делала так, что все люди рождались с одинаковым генным кодом в той части, что внешность определяет. Жуткая машина, с десятиэтажный дом, дорогая безумно — так что ее одну и построили, хорошо, что сама процедура меньше минуты занимает. Так что теперь это самое мигом — на день в столицу, на стол, туда — зонд, машина генокод с оплодотворенной яйцеклетки считывает, туда-сюда корректирует, зонд выдергивает, «все в порядке» говорит, заодно пол ребенка сообщает, и дама свободна. Можно было бы и весь генокод стандартизовать, но тут уже экономика свое продиктовала. Надо тысячу таких машин строить, а для того, чтобы эту одну соорудить, — и так пришлось две небольшие войны прекратить, иначе денег не хватало.
