И может ли кто-нибудь, считая себя хоть немного человеком, получать при этом удовольствие от виски, колбас, рейнского вина и Бетховена?
II
Совершенно отбивая вкус к этим удовольствиям, что-то неудержимо влекло меня вон из уютной долины Уэйк-Робина посмотреть на человеческое горе, свившее себе прочное гнездо в богатой местности за нашими дюнами. Что мне оставалось делать? Слишком тонка была кишка, чтобы бросить все и связать свою судьбу с коммунистами. Нет, нет, я ни в коей мере не революционер, не вождь. Я всего лишь скромный репортер, и в качестве такового отправился в оттавский округ, где полиции ни разу не приходилось бросать рвотные бомбы или грозить забастовщикам карабинами, где голландцы еще так покорны и, по учению своего пророка Кальвина, свято верят, что болезни прекрасная вещь, а бедность предопределена господом богом свыше.
И на что у меня, наконец, хватило мужества — это смотреть долго и внимательно на человеческое горе, на физические страдания и смерть, вызванную недостатком основных, элементарных средств к жизни. И для меня стала ясна моя ближайшая задача. Я должен был рассказать об этом в сильных и правдивых словах максимальному числу людей, чтобы воспламенить, разжечь и раздуть, как можно сильнее, народный гнев; а может ли что-нибудь обозлить человеческую массу больше этого: среди полного довольства, среди неисчерпаемых жизненных возможностей они почему-то обречены на страдания, болезни и смерть…
Я пошел в окружной отдел социального обеспечения и попросил указать мне семьи, где имеются дети с разрушенными сердцами. «Разрушенные сердца» нужно понимать в узко буквальном смысле и не следует думать, что дети, искалеченные или даже умирающие от ревматического поражения сердца, имеют печальный или пришибленный вид. В отдел социального обеспечения я пошел потому, что доктор Элвин Кобэрн, величайший в мире специалист по ревматизму, сказал мне, что ревматический порок сердца является по преимуществу болезнью бедняков. Он сказал, что многие из этих бедных сердечнобольных детей отличаются большой живостью, что эта живость является чуть ли не характерной чертой этих детей и что, обычно, они настроены бодро и весело… Я подумал о том, что рассказ о них, — веселых, хотя и бедных, счастливых вопреки своим разбитым сердцам и искалеченных благодаря своей бедности, — должен получиться особенно красивым и жестоким. Если бы я смог только рассказать его достаточно сильно, чтобы заставить даже «толстую мошну» содрогнуться! Если бы мне удалось этим правдивым рассказом помочь безденежным людям увидеть, понять, изобличить и возненавидеть своих раздутых деньгами врагов. Вот каковы были причины того, что я взялся за историю сердечнобольных детей моего округа.