Молоко с яйцом она выпила без труда, потому что на сей раз добавила туда три ложки сахара. Свекрови Чесс сказала, что это укрепляющее средство, которое ей прописала Ливви.
— Она говорит, что у меня истощенный вид, — пояснила она.
Мэри Ричардсон фыркнула.
— Ну, конечно, это ведь не ее коровы и куры, — сказала она, но в ее голосе не было злобы. Она уже напевала свой любимый религиозный гимн.
Вечером, возвращаясь домой, вся семья распевала гимны. Чесс пела так же громко, как и остальные. Оказывается, у методистов намного больше красивых, мелодичных гимнов, чем у епископальной церкви. К ее немалому удивлению, методистское богослужение тоже мало чем отличалось от того, к чему привыкла она. Большинство текстов были те же, что и в молитвеннике, которым она пользовалась в маленькой старинной церкви около Хэрфилдса.
Пусть ее ребенок воспитывается в методистском вероисповедании, у нее не будет никаких возражений.
Если у нее все-таки родится ребенок. Сегодня она горячо молилась, чтобы старая Ливви оказалась права.
Майка играл на губной гармонике, аккомпанируя их ликующему пению. Допев один гимн, они тут же запевали другой. «Вперед, Христовы воины…», «Встаньте смело за Иисуса, о, воины креста…», «О, Господь, твердыня вечная, дай приют мне в лоне твоем…», «Велика милость твоя…», «Пребудь со мной…»
Воспоем любовь Господню
К нам, творениям его.
Он могучий вседержитель,
Уповаем на него.
Он прибежище и щит нам,
Вечен и неколебим,
Осиян нетленной славой
И вовеки нами чтим.
Нэйтен написал, что мельница уже построена. Они с Джимом начали сооружать водяное колесо.
* * *
Чесс приподняла толстый лист на несколько дюймов от земли и, согнувшись в три погибели, осмотрела его нижнюю поверхность. Слава Богу, все в порядке: гусениц нет.
Она ненавидела этих тварей. Они были длиннее, чем ее средний палец, и толще, чем большой. Их тела состояли из члеников, и если гусеница ползла, то казалось, что в середине у нее горб. Но по большей части они неподвижно сидели на нижней поверхности листа, который поедали, такие же ярко-зеленые, как и сам лист. Под каждым члеником у них было по четыре ножки, цепких, как крючки, и надо было одной рукой держать лист, а другой — отдирать их от него. Ножки-крючки упорно цеплялись за добычу, а тут еще липкая табачная смола, действующая, как клей. Но самое противное — это когда наконец отрываешь гусеницу от листа и она обвивается вокруг твоих пальцев или запястья, как будто ты табачный лист и она сейчас вцепится в тебя и начнет тебя обкусывать и есть. Когда держишь эту пакость в руке, становится ясно видно, что у нее есть самые настоящие рога.