— Никто из нас не знал, что она ждет ребенка, — сказала Мэри Ричардсон старой Ливви после похорон. — Она должна была сказать нам об этом. Тогда мы бы не пускали ее в поле в самые жаркие часы.
— Она и Нэйту ничего не сообщила. Я сегодня же напишу ему письмо. В такое время он должен быть рядом со своей женой. Когда муж обнимет ее, она сможет заплакать.
— Это не настоящий брак, Ливви. Он скорее похож на коммерческую сделку.
— Нэйт сделал ей ребенка. Что же здесь ненастоящего?
* * *
Никто не хотел, чтобы Чесс так рано возвращалась к работе в поле, но она сама настояла.
— Мне необходимо что-то делать! — крикнула она. — Неужели вы не понимаете?
Когда повозка с впряженным в нее мулом въехала в ворота фермы, Чесс рубила мотыгой сорняки и даже не подняла головы. Она ни к чему не чувствовала интереса. Она больше ничего не чувствовала. Ничего — это было неизмеримо лучше, чем боль.
— Чесс! — крикнул Нэйт, бросившись к ней. — Чесс! Чесс!
Он поднял ее на руки.
— О, Чесс, тебе нельзя находиться на солнцепеке. — Его лицо было залито слезами. — О, Чесс…
Не отвечая на приветствия своих родственников, он отнес ее в дом.
— Ма, сходи в гости к Ливви, — сказал он, увидев мисс Мэри. — И возьми с собой Сэлли.
Нэйт усадил Чесс на стул и встал подле нее на колени. Она обхватил ее лицо ладонями, заглянул ей в глаза.
— Мы должны разделить это горе, — тихо произнес он. — Он был не только твой сын, но и мой. Мы станем горевать вместе, Чесс: я — с тобой, а ты — со мной.
Его глаза были полны слез. Он был настоящий мужчина и потому не стыдился плакать.
— Нэйтен, — прошептала Чесс.
Ее пробрала дрожь, и она заплакала. Он обнял ее и прижал к себе.
* * *
— На что это ты там смотришь?
Мисс Мэри вернулась и сообщила, что Ливви зайдет вечером, чтобы повидать Нэйта и поужинать в гостях. Мать Нэйта резала зелень и чистила картошку. И смотрела на Чесс, которая, застыв, как статуя, стояла в дверном проеме, не замечая Сэлли, дергающей ее за юбку.
— Пытаюсь понять, что они все делают в поле, — ответила Чесс.
Она видела, что Нэйтен, жестикулируя, разговаривает о чем-то с Джошем, Майкой и Элвой. В некотором отдалении от них Сюзан тяпала мотыгой сорняки.
Элва смеялась, может быть, над чем-то, что сказал ей Нэйтен, и Чесс мучила ревность. Элва так молодела, когда смеялась; в такие моменты она была почти хорошенькой.
Свою шляпу от солнца она сдвинула так далеко на затылок, что та спала у нее с головы и, держась на завязках, болталась на спине.
— Отвяжись, Сэлли. Оставь меня в покое! — выкрикнула Чесс.
Сэлли заревела.
— Я не могу сидеть в четырех стенах. Я ухожу. — Ей необходимо было узнать, что происходит там, на табачном поле.