– Ура! – вяло откликнулся народ и разбрелся по домам.
– Дело у меня к тебе, – сказал Федот и снял Ивана с постамента. Тот был холоден, как восковая кукла. – Купи часы, хоть за двадцадку!
Иван внимательно осмотрел часы.
– Экспортный вариант. Сыну подарю, в честь принятия в комсомол. Вот тебе, сосед, два червонца на бабу. Темный ты, однако, человек, Федот, умалчиваешь о главном, – заключил Иван Филиппович и натянул кепку на глаза.
31. Товары повседневного спроса.
– Чепчиков и распашонок, – заказал Федот продавщице.
– У нас не бывает. Это «Товары повседневного спроса», а вам нужно в «Детский мир».
– Так это же далеко, – возмутился Федот.
– Берите дефицит – бельгийское платье за сто, австрийские сапоги за сто двадцать.
Федот покачал головой.
– Чулки берите, 80 копеек, уцененные, со швом. Долго носятся, – заверила она его и, не дожидаясь ответа, протянула ему шуршащий пакет.
Перекусив в какой-то забегаловке, Федот заспешил домой. Дверь квартиры была заперта. Федот позвонил. Открыла ему Машенька.
– Славный ты мой, – поцеловала она Федота в губы, – свел Нюрку?
– Свел, – ответил Федот с гордостью, – и подарок тебе купил.
– Чудак, – улыбнулась Маша, и из потрескавшихся губ засочилась кровь, – куда ж я в них по такой грязи! Мне скорей пусть сердце вырвут из груди, но пока я буду дышать, я тебя никогда не оставлю, Боже меня сохрани! Милостыню пойду просить и этими крошками с тобой делиться, – шептала Маша, жарко целуя Федота. – Здесь хоть питание очень хорошее, да становится поперек горла каждый кусочек.
– У Ани? – удивился Федот. – Она же у тебя такая добрая.
– Где ты меня у Ани видел, – горько усмехнулась Маша. – Я далеко-далеко и могу только лишь глубокой ночью плакать, когда все спят.
32. Наша жизнь хороша лишь снаружи. Несколько суток Федот не выходил из мастерской. Он получил заказ от нового спортивного комплекса. Велели изваять дискобола и девушку с веслом, и еще, чтобы они были композиционно связаны. То есть дискобол заносит руку из-за спины, а девушка держит весло на весу, такая архитектоника. Федот слепил эскизы, отформовал их в глине, затонировал под бронзу. Заказали бы лучше памятник беременной для института акушерства и гинекологии, – размечтался Федот и позавидовал Вермееру Дельфтскому, у того и беременных скупали за высокую цену.
Комиссия приняла эскизы без единой поправки, и Федот жил в предвкушении больших денег.
«Наша жизнь хороша лишь снаружи, но тяжелые тайны кулис…» – напевал Федот.
«Тяжелые тайны кулис», – повторил кто-то, и Федот встал с топчана.
Это был Федот Глушков второй.