Но сейчас ей было не по себе. Она не могла успокоиться, ей было трудно сохранять лицо, казаться железной и невозмутимой, как обычно. Ей хотелось, чтобы еле текущее время ускорило ход, чтобы прошли эти бесконечные часы и она оказалась в одной комнате со своим мальчиком, наедине, лицом к лицу. И тем не менее она боялась того, что может обнаружить. Незнакомого мужчину, молодого человека, с которым у нее нет ничего общего… разве что общее презрение к матери, покинувшей свое дитя сразу после рождения.
В отеле ее ждало сообщение от агентства по усыновлению на имя «мадам Уэлдон». Поначалу консьерж не хотел отдавать ей конверт, поскольку Амелия забронировала номер на фамилию Левен, но она объяснила, что Уэлдон – ее девичья фамилия, и консьерж уступил. Франсуа связался с агентством и через них попросил Амелию прийти в его квартиру днем в понедельник, в четыре часа. До их встречи он не хотел говорить с ней по телефону или контактировать как-то иначе. Без малейших колебаний она позвонила в агентство и сообщила, что согласна. Амелия была готова выполнить все условия, но такая договоренность показалась ей признаком того, что Франсуа настроен негативно, и это ее беспокоило. Что, если он скажет ей в глаза, что она никогда не сможет заменить ему погибшую мать? Что, если он вызвал ее в Париж только для того, чтобы отомстить, причинить ей боль? Всю жизнь Амелию не покидала способность оценивать людей и понимать, чего они от нее хотят. Она чувствовала, когда ей лгут, знала, когда ею пытаются манипулировать. Частично это умение было приобретенным – этому ее учили, как необходимому навыку при профессии, напрямую связанной с человеческими взаимоотношениями. Но главным образом это был талант, такой же, как способность точно бить по мячу или переносить на полотно игру света и тени. Однако теперь, с самыми, возможно, важными взаимоотношениями в своей жизни, Амелия была почти беспомощна.
Времени было так много, и его было абсолютно нечем занять. Ожидание было гораздо более тягостным, чем при любой из операций, в которых ей приходилось участвовать. Ее почти тошнило от нервов. Сотни раз Амелии приходилось сидеть в номерах отелей, на конспиративных квартирах, в кабинетах, слушать, как тикают часы, и ждать сведений от агента. Но здесь все было совсем по-другому. Ни членов команды рядом, ни коротких приказов, ни напряженных переговоров. Она была обыкновенной гражданкой, туристкой в Париже, одной из десятков тысяч женщин, у которых имеется тайна. За считаные минуты Амелия разобрала чемодан и сумку. Она повесила черный костюм из Peter Jones на плечики в шкаф, а платье, которое собиралась надеть на встречу с Франсуа, разложила на кресле в углу комнаты, чтобы еще раз посмотреть на него и подумать, правильный ли выбор она сделала. Как будто Франсуа не все равно, что на ней надето! Он будет смотреть на ее лицо, в ее глаза, искать в них ответы на свои вопросы. Целый час Амелия пыталась читать одну из книг, что привезла с собой, и смотреть новости по CNN, но не могла сосредоточиться более чем на несколько минут. Как той, прежней Амелии, ей хотелось по привычке позвонить Джоан, рассказать ей все, поделиться своими чувствами, но телефонная линия отеля была небезопасна. Она подумала о Томасе Келле, единственном из всех, кому она могла довериться, поговорить о семье и детях. Но Келл ушел из МИ-6 – вернее, его с позором вынудили уйти те же самые люди, которых она обошла, получив пост главы. Интересно, известно ли Тому о ее новом назначении? Вряд ли, подумала Амелия.