– Боюсь, я не была с тобой до конца откровенна. Насчет моего детства.
Это было нечто новое. Обычно она заявляла: «Боюсь, я вела себя не очень хорошо по отношению к тебе» или «Боюсь, ты будешь мной недоволен». Однако на этот раз Амелия желала открыть ему тайну из своего прошлого.
– Твоего детства?
Она промакнула лоб салфеткой и откусила кусочек креветочного крупука.
– Ну… то есть не совсем детства. Скорее юности. Когда мне было двадцать.
– Ты имеешь в виду Оксфорд?
– Я имею в виду Тунис.
Таким образом он узнал все. О ее связи с Жан-Марком Домалем; о рождении ребенка; о том, как его усыновили Филипп и Жаннин Мало. Принесли заказанное карри, но Жиль осознал, что не может проглотить ни кусочка. Волна шока и отвращения накрыла его с головой. Первые десять лет их брака с Амелией были настоящим кошмаром: тесты на бесплодие, выкидыши на третьем триместре, переговоры с различными агентствами по усыновлению. Вердикт был шокирующим: Жиль и Амелия Левен, несмотря на свою финансовую состоятельность и эмоциональную зрелость, были признаны слишком старыми, чтобы заботиться о малолетнем ребенке. И теперь Амелия как ни в чем не бывало заявила ему, что в возрасте двадцати лет произвела на свет здорового ребенка и этот ребенок вдруг объявился в Париже тридцать лет спустя. И мгновенно завоевал ее любовь и еще больше отдалил ее от Жиля! В первый раз в жизни ему захотелось ударить женщину. Обрушить к чертовой матери это здание, эту декорацию, их ненастоящий, лишенный секса брак.
Но Жиль Левен не был вспыльчивым. Ему не хватало храбрости, и он ненавидел сцены. Если бы он был склонен к самоанализу, то признал бы, что женился на Амелии именно потому, что эмоционально она была сильнее его, в то время как интеллектуально они были на равных. Кроме того, Амелия была его пропуском в те социальные круги, куда иначе он попасть бы не смог. Жиль заставил себя сделать глоток белого вина и попробовать карри.
– Я рад, что ты мне это сказала, – заметил он неожиданно для себя. «Должно быть, я говорю точь-в-точь как мой отец, – подумал Жиль. – Тот же примирительный тон». – Как давно ты знаешь?
– Примерно месяц. – Амелия протянула руку и сжала его ладонь. – И как ты понимаешь, я понятия не имею, как уладить все это с конторой.
– Они не знают? – изумился он.
– Я тогда решила, что лучше будет им не говорить. – Амелия подбирала слова очень аккуратно, как будто вылавливала из блюда кусочки перца чили. – Я не хотела, чтобы эта информация была в моем личном деле. Я подумала, что это может помешать мне сделать карьеру.