Эти конструкции включали в себя водные каналы, берега которых были выложены из камней и земли. Их поверхности — пустынные и покинутые. Только нежная трава тусклого, голубоватого оттенка с бронзовыми прожилками слегка колыхалась под порывами теплого ветерка.
На дне самой низко расположенной ложбины имелся маленький холмик — черно-зеленая полусфера с полосками из серебра, формой напоминающая купол. Тиео указала пальцем на этот холмик. Он напоминал мне изображение указующего перста Создателя в небе, нарисованное рукой человека.
— Накаратинг на тайон са поок сисикатан нг Вагонг Арав.
Я провозгласил то, что другие уже хорошо знали.
— Мы пришли. Здесь будет рождаться Новое Солнце.
Именно тогда мне показалось, что я слышу тихие вибрирующие звуки, постепенно нарастающие, вытесняющие все остальные шумы. Сосредоточившись, я смог различить гулкие удары гонгов, наносимые колотушками сперва нерешительно, но чей ритм был, тем не менее, отчетливый и уверенный. Они соединились с теми звуками, которые я вначале не смог определить: глухие удары барабанов, гул деревянных цилиндров, заполненных шариками, перестук камешков, собранных в какой-то необыкновенный инструмент, неожиданные перезвоны ксилофона, на котором наигрывали деревянными молоточками, дзинькающие звуки маленьких колокольчиков, сделанных из раковин, глухие перестуки высушенных кокосовых орехов, звуки, производимые ударами по плоским и выгнутым поверхностям каких-то диковинных инструментов, пронзительное пение флейт, звуки, издаваемые на трубочках из тростника, резкие свистки, приглушенные перестуки морских раковин и горнов самых разнообразных видов. Основной ритм всем этим звукам задавался звонким перестуком бамбуковых палок и глухим топаньем, напоминавшим мне табун буйволов или легендарный строевой шаг армии Зулу.
Трудно объяснить почему, но этот беспорядочный шум и гам не вызывал в душе атмосферу праздника. Мое сердце не затрепетало от этой эйфории, которую я так жаждал, тем всепокоряющим чувством счастья, которого я ожидал и которое неоднократно уже испытывал в молчаливых и одиноких своих мечтаниях и снах. Напротив, все это наполняло меня мрачными предчувствиями и необъяснимой грустью и печалью. Хотя в звуках и не было ничего зловещего. И все же они странным образом воздействовали на меня, заставляя отделять их друг от друга. Постепенно они становились нереальными, ускользали от меня и исчезали…
Мое ощущение было невероятно болезненным, почти непереносимым до такой степени, что я готов был заплакать. Несмотря на мимолетность этой музыки, я знал, что она не исчезнет, что я буду слышать ее всегда, что ее зон не может исчерпаться и что она никогда не замолкнет во мне.