Тогда почему же мне было так грустно?
— Вперед! — выкрикнула Лаура и устремилась вниз, через стену, которая отделяла гребень нашей горы от следующей секции террасы. Другие присоединились к ней сдержанно, за исключением Тиео, чья молодость не знала сомнений и готова была на самые рискованные шаги.
Я последним взошел на платформу, пытаясь забыть о тех многочисленных опасностях, что ожидают нас.
— Нам потребуется, по крайней мере, два дня, чтобы спуститься вниз, — предположил Николас.
— Два часа, — безапелляционным, не допускающим возражений тоном поправила Лаура. — Разве не так, Тиео?
Девочка ответила ей торжествующей улыбкой, в которой была бесконечная надежда, убеждающая лучше всякой аргументации.
— В таком случае, у нас еще есть время немного подумать, — предложила Мирта и села. Я последовал ее примеру, повернувшись спиной к пропасти.
Николас встал на колени перед своим рюкзаком и достал кинокамеру, к которой он не прикасался со времени нашего отъезда с острова Эммеле.
Он посмотрел на нее со смешанным чувством преданности и вины, погладил любимый предмет и покрутил объектив, повернув золотой глаз линзы в свою сторону. Подержав тяжелую камеру на ладони, он встал, направил ее глазок в основание огромной конусообразной пропасти, на краю которой мы расположились, и отрегулировал выдержку. Я подумал, что он собирается начать съемку, но он лишь посмотрел через глазок видоискателя.
— Это они, — заявил он. — Они там есть.
— Мара? — воскликнула Лаура, радостно всплеснув ладонями.
— Нет, паучьи деревья.
Она выхватила камеру из рук и навела на возвышенность, похожую на женскую грудь, расположенную в самом конце воронки.
— Чудесно! — воскликнула она.
Николас еще больше помрачнел.
— Грустно! — прошептал он.
Отступив назад, Лаура уставилась на него.
— Что ты сказал?
— Эти сети паутины наводят на мысли о разлуке.
— Что?! Ты с ума сошел! Это никакие не паучьи сети, это лианы. Они не причинят тебе никакого вреда. Наоборот. Разве ты уже забыл? Я вчера занималась с ними любовью.
Николасу были не очень приятны эти воспоминания о них, казалось, ему хотелось забыть. Он с трудом взял себя в руки:
— Тебе кажется это разумным?
— Что?
— Что мара выбрали такое место, чтобы обрести свободу? В самом центре паучьей сети? И производят такой адский шум, обходя свой алтарь из паутины?
Она посмотрела на меня с каким-то страхом, казавшимся совершенно реальным:
— О какой музыке ты толкуешь, Галтьер?
Она вплотную подошла ко мне. Я подумал, что она собирается дотронуться до меня, чтобы убедиться в моем существовании. Я сам начал сомневаться, что все это происходит лишь со мной. Она заговорила со мной, будто обращалась к больному человеку: