С. Потому что его персонажи — обычные люди, которые в то же время обладают тем, что я только что назвал третьим измерением. Они все окружены поэтическим ореолом. Но не таким, как у Оскара Уайльда, — у Гоголя поэзия присутствует совершенно естественно, примерно так же, как у Конрада. Каждый персонаж весом словно скульптура, — настолько он тяжел и насыщен.
И. Достоевский сказал, что он сам и некоторые его друзья-литераторы вышли из гоголевской «Шинели», я вижу, вы можете сказать о себе то же самое.
С. Да. Гоголь. И Достоевский.
И. Как-то мы с вами обсуждали один судебный процесс, имевший место несколько лет назад, и вы сказали, что часто с интересом следите за газетными материалами такого рода. Потом добавили: «Из этого я когда-нибудь, возможно, сделаю роман». Такое у вас случалось?
С. Да.
И. Вы делаете из таких сведений подборки?
С. Нет. Я говорю, что могу когда-нибудь это использовать, потом забываю, а через несколько лет случай всплывает у меня в памяти. Подборок я не делаю.
И. В чем, по вашему мнению, принципиальная разница, если таковая существует, между вашими детективными романами, такими, как только что законченный роман о Мегрэ, и более серьезными книгами?
С. Точно такая же, как между картиной художника и эскизом, который он сделал для своего удовольствия, или для друзей, или просто как набросок.
И. В романах о Мегрэ вы наблюдаете персонаж только с точки зрения сыщика?
С. Да. Мегрэ не может влезть в шкуру персонажа. Он верит, объясняет и понимает, но он не может придать персонажу вес, какой тот имел бы в моем романе другого рода.
И. Следовательно, в течение тех одиннадцати дней, что вы пишете роман о Мегрэ, давление у вас особенно не скачет?
С. Нет. Очень незначительно.
И. Вы не доводите вашего детектива до крайности?
С. В этом-то все и дело, И я не испытываю ничего, кроме усталости после стольких часов сидения за машинкой. Ничего больше.
И. Еще один вопрос, если позволите. Заставляли ли вас критические статьи в печати сознательно изменить манеру письма? После того, что вы сказали, думаю, что нет.
С. Никогда. (Пауза. Он опускает глаза.) Я очень хорошо знаю, как я хочу писать, и буду писать именно так. Критики же двадцать лет твердят одно и то же: «Пора Сименону написать большой роман, в котором было бы двадцать-тридцать персонажей». Они не понимают. Я никогда не напишу большого романа. Мой большой роман — это мозаика из моих маленьких романов. (Он поднимает глаза.) Понимаете?
1967
* * *
«Я считаю, что счастья, как такового, нет. Существует лишь некое равновесие, более или менее устойчивое. У каждого из нас бывают периоды устойчивого равновесия, а потом оно нарушается. Обычно счастьем мы называем то, что уже пережили… реже — то, что переживаем сейчас…»