– Нет ни братьев, ни сестер. А у тебя?
– Я тоже – единственный ребенок в семье. Я мечтал об этом, но мать… Cкажем так, у нее отсутствовал материнский инстинкт.
– Значит, ты не был с ней близок? – Пия не сразу поняла, что сказала это вслух.
Топнув ногами, она резко встала со скамьи.
– Мне пора спать. Тебе не нужно завтра со мной ехать, поэтому грейся в своей кровати. Оставь меня, пожалуйста. Я хочу побыть одна.
– Мне мало радости спать на льду. А для тебя, похоже, это как гроб для вампира.
Он произнес эти слова с улыбкой, явно стараясь придать им шутливый тон.
Пия бросила на него испепеляющий взгляд:
– Ты смеешься? – Хотя в какой-то степени он был прав. Ей нужен был холод, чтобы заморозить в себе чувства, которые он вызвал в ней, и погасить огонь, который он зажег в ее крови.
– Я все же не пойму, что побуждает тебя спать в главном корпусе на ледяной кровати. Поверь мне, если бы ты знала, что это такое – ночевать на улицах…
– Ощущения, – тихо сказала она, взглянув через двери на Ледяной Замок, и в глазах ее мелькнуло отчаяние.
– Ах, – язвительно произнес Ник, и его резко изменившийся голос заставил ее взглянуть на него. – Ты напоминаешь мне тех знаменитостей, участвующих в телевизионных шоу, в которых им приходится выживать. Но они никогда не поймут, что такое настоящий голод: изматывающий, непереносимый. Поэтому, если ты пытаешься что-то доказать…
Ник продолжал говорить, и его тон становился все более жестким и циничным. Пия с трудом произнесла, тяжело роняя слова:
– Может быть, я делаю это не только потому, что желаю испытать определенные ощущения, но и потому, что я уже там была. Может быть, я хочу ощутить холод, вгрызающийся мне в спину, чтобы быть благодарной судьбе за то, что она послала мне удачу и что каждый день теперь у меня есть теплая постель. А это, мистер Карвальо, я никогда не считала само собой разумеющимся.
Пия не могла поверить в то, что сказала ему это.
«О, не надо, Пия. Глубоко внутри ты хотела, чтобы он об этом знал. Что у тебя, как и у него, были очень тяжелые дни, что у вас есть нечто общее».
Ник заморгал, уставившись на нее:
– О чем ты?
– Первые семнадцать лет моей жизни я жила бедно. Поэтому не смей осуждать меня!
– А где был твой отец?
– Понятия не имею. Я ничего не знала о нем, пока мне не исполнилось семнадцать лет. А теперь, прости, я пойду спать. – Голос ее дрожал, и она ненавидела себя за это.
– Эй, кошечка… – сказал он, поднявшись со скамьи, и направился к ней, широко раскинув свои сильные руки.
Пия попятилась назад:
– Не надо.
Ник сжал кулаки, затем провел рукой по волосам.