– Смотрите, как я вас проучила, – говорила моя Аля, спускаясь по лестнице по окончании бала. – Я ни минуты не сидела, и вот мои трофеи… Ее руки были полны цветов.
Я глубоко чувствовал себя виноватым, но не перед нею… Когда мы вернулись домой, все недоразумения уже были забыты.
– Она действительно очень хорошенькая, – говорила Аля, – мы там с ней познакомились. Не сердись на меня, Заинька, я вспылила, меня уж очень подзудила Богуславская. Я ведь все это слыхала от тебя, не хотела только говорить с ней об этом… Но мне было очень весело. Вокруг меня все крутились, не хотели отходить. Поднесли массу цветов, а Николай Аристархович – самый большой букет – было чудесно!
Николай Аристархович вскоре еще раз отличился. Он вообще был большой чудак: раз, по капризу внучки, снял для нее целый трамвай, «чтоб покататься вдвоем». Другой раз мы ужинали у Балюков. Вдруг он подходит и шепчет на ухо Алечке: «У вас теплая шубка? Да? Ну, я пригласил несколько троек, поедем на острова».
Головокружительная быстрота коней, мчавшихся вихрем под голубой сеткой, под звон бубенцов, шикарный кучер в шапке с павлиньими перьями, сверкавшие бриллиантовой пылью деревья и берега, – все это промелькнуло перед очарованными взорами наших дам. И когда, наконец, мы очутились в нашей теплой уютной спальне, с Джилькой, радостно прыгавшей перед нами, чтоб лизнуть в лицо свою хозяйку, мы еще сильнее почувствовали уют домашнего очага и невыразимое счастье остаться вдвоем.
– Ах, Зайка, как хорошо! Джилька, дай мне раздеться! Какой он славный, Николай Аристархович! Джилька, не сумасшествуй! Зайка, ведь он все сделал только для меня, он знает, чем меня побаловать!
Но на Пасху старик превзошел самого себя. Я делал визиты, а Аля нежилась в кровати. Вдруг звонок… – визит! Она едва успела накинуть матине… «Скажите, что еще спят!» Но любопытство толкнуло ее к окну; внизу, подле швейцарской, стоял Николай Аристархович в шубе и с шоколадным яйцом невероятной величины в руках, тоскливо поглядывая на наш балкон…
– Заставили меня подняться второй раз на шестой этаж, – бор мотал он, христосуясь, – правда, я к вам первой!
Пасха была ранняя; с заиндевевшей бородой и усами и с колоссальным яйцом в руках, он казался точным воплощением Деда Мороза.
В Петербурге весна приходит быстро. В начале апреля уже все говорит о ее приближении. Снежная пелена, широким саваном прикрывающая величественную Неву с ее бесчисленными разветвлениями, начинает терять свою белизну; лед синеет, местами дает трещины и, наконец, приходит в движение, ломая и унося с собою временные мостки. Нева тронулась. Река оживляется, на ней появляются ялики и мелкие пароходы. По улицам слышится смолистый аромат тополей.