; раскаленный осколок скользнул по руке, державшей поводья, и струя горячей крови хлынула в сапог выше стремени. Мой конь зашатался и, проскакав несколько шагов, грохнулся мертвый – я едва успел соскочить на землю.
– Вы ранены, ваше высокоблагородие… – трубач подвел мне своего коня.
– Нет, нет, забирай седло и езжай за другим конем, а я добегу пешком.
Трубач недоверчиво покачал головой: кровь бежит ключом из сапога.
Но нет, это была кровь моего бедного Казачка, которому большой осколок открыл аорту.
Добежав до наблюдательного пункта, я открыл огонь по сменявшейся пехоте и выместил на ней смерть моего коня.
Уже в темноту, на новой кобыле, я подъехал к нашей позиции. Меня ожидала вся батарея и с криком «ура!» внесла на руках в мою землянку.
В тот вечер нас ожидали письма с Родины… от моей Али, от всех близких… Наш посланец привез от них кучу посылок для всех и, главное, чистое белье. Переодеваясь, мы бегали – как русалки при свете луны – по усыпанному снегом полю.
– Ваше высокоблагородие, вас просит к телефону доктор Брон!
– Доктор! Уже вернулись из Варшавы? Достали все, что нужно? Что? Как? Что вы говорите! Кого привезли? Кто приехал из Тифлиса? Александра Александровна? В Варшаве? Здесь, у вас? Не может быть! Еду сейчас… Трубач! Коня! Крупский, все чистое! Барыня приехала из Тифлиса, она в обозе, ждет меня!
Темно, как в подземелье… Ни месяца, ни звезд. Только по сторонам догорают спаленные немцами деревни. Я давно уже никуда не отлучался из батареи и, если б не трубач, не нашел бы дороги. Наконец, при отблеске вспыхнувшего пламени замечаю силуэты халуп и очертания обозных повозок.
В ближайшей хате мелькает слабый огонек… У порога кто-то стоит.
– Доктор! Где?
– А вот здесь, я очистил для вас эту халупу. Заходите!
При свете коптилки я вижу мою Алю в легком ночном капотике. Чтоб согреться, она прыгает кругом раскаленной докрасна железной печурки.
– Алечка моя!
– Зайка! Я к тебе прямо из Тифлиса! В Варшаве меня разыскал доктор и сразу же привез сюда.
– Малютка моя, залезай скорее в кровать, я укутаю тебя всеми одеялами – ведь этак ты можешь простудиться!
– И ты со мной?
– Хорошо, вместе будет теплее… Как-нибудь проведем часа три-четыре, а потом я тебя сразу отправлю в Варшаву, а сам полечу на позицию. Ты должна уехать непременно в полную темноту; ты видишь, что здесь делается!
– Ну, Зайка, а ты?
– Я отпрошусь на несколько дней, благо так близко. Уж раз ты здесь, пока Варшава под нашей защитой, – оставайся, а чуть что – уезжай в Питер к Махочке, там ты будешь в полной безопасности. А где ты остановилась?