– Не сволочи, – сказал я, поднимаясь с пола. – Служители. Такие же люди, как и мы, у которых просто удалили из голов все человеческое.
– Ты уверен? – хмыкнул Мастер, проверяя, хорошо ли выходит из подсумка запасная коробка с лентой. – Таких людей, в которых нет ничего человеческого, и без промывки мозгов на свете хватает. Поэтому я могу голову дать на отсечение, что местную обслугу набирали просто по принципу «хорошее жалованье, плюс сытная кормежка».
Я не ответил. Возможно, Мастер был прав. Вернее, скорее всего он был прав. Но все-таки мне очень хотелось верить, что Служители – это жертвы страшных научных экспериментов, а не просто люди, искренне любящие свою страшную работу. Что, впрочем, и в том, и в другом случае не отменяло простого правила: уродов надо валить. Независимо от того, сделали их уродами в подземной лаборатории или же они родились такими.
А уродов было много. Человек двадцать, не меньше. Крепких, плечистых, вооруженных короткими автоматами. Но у нас было время рассредоточиться, залечь и вдарить одновременно из четырех пулеметов.
Мы старались бить точно, чтобы не задеть людей, сидящих вдоль стен. И это было не сложно – мощные лампы, горящие под потолком, позволяли прекрасно рассмотреть Служителей. Как и то, что с ними стало, когда толпу, летящую на нас, встретил свинцовый ливень.
Жуткое это зрелище, когда АКМы рвут людей на части.
Кровища во все стороны…
Куски мяса…
Клочья вмиг побуревшей одежды…
Лицо, развороченное очередью…
Чья-то рука, перебитая в суставе и оторванная, судорожно сокращается, то сжимая пальцы в кулак, то разжимая…
Взгляд выхватывает все это из боя отдельными кадрами, но память их не фиксирует. Во всяком случае – сейчас. Сейчас надо стрелять по целям, пока цели не начали стрелять по тебе. Это потом, после боя сволота-память услужливо вытащит из прошлого вот эти жуткие кадры, в сны их воткнет, прокручивая снова и снова каждую ночь… Если с ума не сойдешь в первое время, потом просто привыкнешь. Заставишь себя привыкнуть, чтобы не сойти с ума… Или не спиться, как это бывает со многими военными, у которых в памяти осталось слишком много таких вот незабываемых кадров, которые не смыть ни водкой, ни пьяными слезами, текущими по щекам вдоль старых шрамов…
Ну вот, опять меня на душещипательную лирику потянуло. Это потому, что бой, потому, что вон тот усатый хрен с моржовой харей умело плюхнулся на пол, спрятавшись за труп товарища, выставил наружу руку с автоматом, и поливает вслепую. Я только успел голову пригнуть, как одна пуля слегка чирканула по затылку, а вторая, ударив в пол прямо передо мной, выбила из него горсть бетонной крошки, которая благополучно засыпалась мне за шиворот. А поскольку она на неслабой скорости летела, то по пути еще и шею расцарапала до крови. Ладно, усатый, лови ответку.