Катя все реже ставила локоток на парту. Когда она в первый раз, честно глядя на учительницу, сказала, что не выучила урока, та только сочувственно кивнула и не поставила ей двойку.
Но вот наша математичка Евгеша вынуждена была поставить Кате за ответ тройку.
Происходило что-то неладное: Катя, вместо того чтобы действовать на меня положительно, сама попала под мое влияние. Она перестала готовить уроки.
Нам некогда было их готовить. Дома я говорила, что иду заниматься к Кате, а Катя говорила своему дедушке, что идет заниматься ко мне. Вместо этого мы бродили по переулкам, заглядывая в окна, открывая новые закоулки.
В тот день, когда Катя получила двойку по русскому, я, как обычно, пришла в Малый Власьевский и позвонила в дверь, обитую войлоком. Мне открыл Катин дедушка.
— Катя дома? — спросила я.
— Катя дома, а ты иди, откуда пришла, — ответил дедушка, и нижняя губа его отвисла. — И чтобы я тебя здесь больше не видел!
Как пришибленная брела я по переулку. Я ненавидела дедушку. Жалела Катю. Если уж на меня он смотрел с такой злобой, то как же должно было достаться ей!
Домой идти не хотелось. Там было нервно, суетливо, орал младенец, всем я мешала.
Все же я пошла домой, села к столу и с каким-то непонятным злорадством, словно мщу кому-то, впервые за долгое время выучила устные уроки.
Когда на следующее утро я пришла в школу, то увидела, что Катя пересела от меня к Светке Карташовой. Еще ничего не подозревая, я подошла и спросила:
— Очень тебе вчера от деда влетело?
Катя посмотрела на меня и ничего не ответила. Повернувшись к Светке, она продолжала прерванный разговор:
— …И еще я тебе такую сову покажу! Представляешь, прямо в камне вырезана и с первого взгляда совершенно не заметно…
Я остолбенела. Не могла вздохнуть. Светка толкнула Катю и спросила:
— Что это с ней?
— Не знаю, — пожала плечами Катя.
Я подошла к своей парте и села. Боялась, что разревусь при всех, и все будут спрашивать: «Что это с ней?»
Как я смогу им объяснить, что Катя обокрала меня, и у меня нет теперь моей тайны, моей совы!
На истории Анатолий Данилыч меня вызвал. Накануне я выучила историю, но сейчас не могла говорить. Не могла, и все.
— Садись, два, — сказал Анатолий.
Эта маленькая несправедливость сделала то, чего не смогла сделать большая обида. Я рухнула на парту и разрыдалась.
На ботанике седоусый Степан Васильевич положил на стол журнал и спросил:
— Почему она плачет?
— Она двойку по истории получила! — хором ответил класс.
— Из-за двойки так не плачут, — сказал старый учитель. — Тебя кто-то обидел?
Я замотала головой. Пусть все думают, что из-за двойки.