«Уважаемая Н.Л.! Очень прошу в ближайшее время зайти в школу. Кл. рук. Н. Шерешевская».
— И пусть мама распишется!
Я схватила табель и скорее побежала промокнуть запись. Но пока доставала промокашку, чернила почти впитались. Я знала, что мне теперь предстоит совершить очередное преступление, и от этого у меня еще больше испортилось настроение.
Взрослые хотят, чтобы мы выросли честными и смелыми, и сами же вынуждают нас врать. Я просто не понимаю, какая им от этого радость.
Я и сама хочу быть честной и смелой.
Вот, например, недавно на спор провела полчаса в котельной, вечером, в темноте и угольной пыли, а потом вылезла через то окошко, в которое сбрасывают уголь, цепляясь за скользкие, круто наклонные доски. А полезла я туда на спор, потому что Горюнов утверждал, что в котельной живет привидение и что оно по вечерам ходит по котельной, завернувшись в черную простыню. Черная простыня — в этом был особенный ужас. Все, конечно, закричали, что Горюнов врет, но никто не решился полезть, а я полезла.
И Горюнов сказал:
— Молодец, Массисиха! Ты не трусиха!
А вот взрослых я боюсь, потому что от них не знаешь, чего ждать.
Дома я наспех пообедала и стала готовиться к операции.
Прежде всего вымыла руки. Руки должны быть чистыми, особенно ногти, потому что ногти — одно из главных орудий при стирании двоек и записей.
Многие стирают при помощи ластика. Но тогда вместе с буквами стирается бумага, и стертость видна на просвет. Я же всегда действую бритвочкой. Лучше, чтобы она была слегка затуплена, тогда она не так царапает бумагу.
Аккуратно сцарапав слово уголком бритвы, я долго вожу по стертому ногтем, выглаживая это место. Чем дольше выглаживаешь, тем больше бумага приобретает тот вид, который был до записи.
Всё стерев, я поднесла страницу к окну и проверила, сильно ли просвечивает стертое место. Почти не просвечивало. Я уж в этом деле понимаю. Мне бы так математику понимать.
Теперь предстояло самое ответственное: отнести табель маме на подпись.
Некоторое время я медлила, собираясь с силами. Потом пошла в мамину комнату.
Мама сидела в кресле спиной к двери и учила роль:
— Нет… Нет… Мне ничего не хочется… Да и пойдет ли тут кусок в горло, когда тебя бесят!
— Мама… — пробормотала я.
— Что случилось?! — испуганно воскликнула она, вскакивая с кресла.
— Ничего не случилось! — сказала я с умело разыгранным удивлением. — Подпиши табель.
— И для этого ты врываешься, когда я учу роль?!
— Да-а, а потом ты уйдешь, а к завтра велели, чтобы все родители подписали…
— Дай сюда, — сказала мама.
Для нас обеих подписывание моего табеля было мучительным ритуалом.