Я снова в долине Дарраджа и Мутасаллима —
Над местом жилища Умм Ауфы ни звука, ни дыма,
Остатки шатра ее в Ар-Рукматейне похожи
На татуировку, что временем слизана с кожи.
В укромных развалинах робкие прячут газели
Своих сосунков, что на ножках стоят еле-еле.
Лет двадцать назад я сменил этот край на дорогу,
Но все, о чем помнил, теперь узнаю понемногу.
Вот камни очажные, копоть хранящие свято,
Вот ров кольцевой, еще полный водой, как когда-то..
Шепчу я в смятенье земле, сохранившей все это:
«Счастливой и мирной пребудь до скончания света!»
Но, братья, взгляните на сизые горы Субана,
Не вьется ли там меж утесов змея каравана,
Не видно ль верблюдов, бредущих, навьючив на спины
Цветной бахромою украшенные паланкины?
Взросли они в холе, отважны они и могучи,
Тащить их за повод не надо, взбираясь на кручи.
Идут они ночью, а утром склоняют колени,
Пусть даже им ближе, чем пальцам до рта, до селенья.
Везет караван этот радость, любовь и усладу,
Ту розу, что дарит блаженство влюбленному взгляду.
Овечий помет, полускрытый травою зеленой,
При ней превращается в спелые грозди паслёна.
На каждой стоянке шатры разбивая, как дома,
Погонщики любят понежиться у водоема;
А все ж Аль-Канан обошли они справа лукаво,
Хотя и прельщала на пастбища добрая слава.
И вот на верблюдах, в пути не уставших нимало,
Спускаются путники прямо сюда с перевала.
По воле племен, спокон века кочующих рядом,
У древнего храма, согласно старинным обрядам,
С достойным вождем я связал себя клятвою туго,
Из слов моих цепи сплелись, как из колец кольчуга…
Был гнев рода мурры грозней и опасней обвала,
Пролитая кровь даже узы родства разорвала;
Но вы ведь смирили и Абса сынов и Зубьяна,
Дышать им не дали зловоньем убийств постоянно.
Вы молвили им: «Для чего враждовать, понимая,
Что мир, а не распря — к спасенью дорога прямая».
За мудрость с тех пор почитают вас племени оба,
Коснуться не смеют вас неблагодарность и злоба.
И равных величьем вам нет меж сынами Маада,
Богатому славой иного богатства не надо.
Достойное слово больным возвращает здоровье
И может взять выкуп за кровь с не пролившего крови,—
Ведь вору платящий отнюдь не лишается чести,
А всякая месть — одновременно повод для мести.
В тот раз ублажили вы вестников гибели черных