Пусть он пал в долине горной Сала,—
Кровь героя даром не пропала.
Пусть ушел, расстался вдруг со всеми,
Но на мне его осталось бремя.
И сестры его любимый сын
Это бремя понесет один.
Я поник, застыл, оцепенев,
Но не страх во мне, а грозный гнев.
Злая весть затмила, прервала
Все иные мысли и дела.
Лишь его воинственная сила
Нас от бед спасала и хранила.
В стужу согревал, как солнце, нас,
В летний зной прохладой становясь.
Всем владея, тонок был и строен —
Щедрый человек и храбрый воин.
Лишь его спокойное бесстрашье
Защищало все кочевья наши.
Был как дождь для нивы, но, как лев
На врагов бросался, озверев.
Он любил наряд из пышной ткани.
Барсом грозным был на поле брани.
Горек одному, он для другого
Становился сладостью медовой.
Воевал и странствовал вдвоем
Только с крепким йеменским мечом.
Многие из нас ушли в ту ночь —
Тем, кто не вернулся, не помочь…
Прошлым стали, тенью незабвенной,
Словно отблеск молнии мгновенной.
Каждый был из павших отомщен:
Не щадили вражьих мы племен.
Недруги лежали в забытьи,—
Никому не удалось уйти.
Их сломило крепкое оружье.
На колени стали по-верблюжьи,—
Долго им не встать теперь с колен,
Ждет их казнь или позорный плен.
Дышат злом, разбоем не пресытясь,
Но сломит врагов отважный витязь.
Сколько раз копья стальное жало
Жажду мщенья кровью утоляло.
Прежде запрещалось пить вино,
Но теперь мы выпьем — все равно…
Напои же нас вином, Савад,
Чаши полные нас подбодрят.
Пусть хохочут жадные гиены,