— Что за дьявол тебя потянул в этот проклятый монастырь? — наконец проговорил Джуд.
Это был несомненный вызов.
— Мы проехали столько дорог…
Мик старался сохранять разговорный тон. Он не был расположен к распрям.
— Чтобы взглянуть на своих паршивых девственниц, да?
Мик достал путеводитель и, следя как мог за голосом, прочитал: "…здесь невозможно не залюбоваться величайшими творениями сербского изобразительного искусства, включающими такой признанный современными критиками шедевр школы Раска, как "Сон Невинной Девы".
Молчание.
Затем Джуд сказал:
— Мне осточертели церкви.
— Это шедевр.
— Если верить твоей дерьмовой брошюрке, они все шедевры.
Мик почувствовал, что теряет самообладание.
— Самое большее — два с половиной часа…
— Говорю тебе, хватит с меня церквей. Меня тошнит от их запаха. От протухшего фимиама, от прокисшего пота, от…
— Всего лишь небольшой крюк. А потом мы вернемся на эту дорогу, и ты сможешь прочитать мне еще одну лекцию о положении фермеров в Сандзаке.
— Полагаю, мы можем говорить на любую нормальную тему, обходясь без всей этой чепухи о дерьмовых сербских шедеврах…
— Останови машину!
— Что?
— Останови машину!
Джуд подрулил к обочине. Мик вышел из "фольксвагена".
Шоссе было раскаленным, но дул слабый ветерок. Он всей грудью вобрал воздух и, сделав несколько шагов, встал посреди дороги. Не было видно ни пешеходов, ни других машин. Никого, в обоих направлениях. Слева простирались широкие поля, а за ними в полуденном зное плавали вершины далеких гор. В заросшем кювете краснели бутоны дикого мака. Мик подошел к краю дороги, нагнулся и сорвал один из них.
За его спиной хлопнула дверца "фольксвагена".
— Почему мы должны останавливаться из-за тебя? — громко спросил Джуд. Судя по тону, он все еще надеялся вызвать ссору. Умолял о ней.
Мик стоял, поигрывая маковым стеблем с набухшей коробочкой. Лепестки осыпались и теперь крупными алыми каплями лежали на сером асфальте.
— Я задал тебе вопрос, — снова сказал Джуд.
Мик оглянулся. Джуд, мрачно хмурясь, стоял у автомобиля. Злобный, но смазливый; о да, его лицо заставляло рыдать от отчаяния немало женщин, когда они узнавали, что он был голубым. Густые черные усы (всегда в идеальной форме) и глаза, в которые можно было смотреть вечно, ни разу не встречая одного и того же оттенка. Мику стало даже немного тошно оттого, что такой чудесный мужчина мог быть таким бесчувственным дерьмом.
Разглядывая привлекательного паренька, который стоял у края дороги и надувал губы, Джуд презрительно усмехнулся. Его тоже не восхищало поведение спутника. То, что было допустимо для шестнадцатилетней девочки, в двадцать пять лет, по меньшей мере, вызывало недоверие.